Я проснулся рано утром и увидел, что ты не спишь. Тонкий луч из-за неплотно задёрнутой занавески скользнул по твоей щеке и замер, отражаясь на твоём затылке. Ты всегда спал затылком ко мне…. Я не против. Маленький, хрупкий – ты кажешься таким беззащитным во сне против безжалостного нарождающегося мира. Повернись ко мне. Я хочу увидеть твоё лицо. Милые детские ямочки на твоих щеках. Н…. пухлые губки. Тёмную тень от ресниц на мраморно-белых скулах…. Но ты никогда этого не сделаешь. Даже во сне ты пытаешься скрыть свою нежность и ранимость. Ты слишком горд, чтобы показать это даже мне. То, что мы спим вместе, ничего для тебя не значит – намного меньше. Чем для меня. Я хотел бы просыпаться в твоих объятиях, улыбаться тебе, прижиматься к тебе всем телом…. Но твоя холодная стена словно холодная преграда неумолимо делит кровать и я остаюсь на своей стороне, а ты – на своей. По вечерам я ещё пытаюсь прильнуть к тебе, обнять и не отпускать…. Но просыпаюсь всегда вдали от тебя, лёжа на спине, раскинув руки. И мне всегда холодно. Радостно, хорошо, но… - холодно. Я не хочу этого. Но этой постели, в твоём доме имеет значение только то, чего хочешь. И я не думаю, что когда-то это изменится. Ты сейчас сидишь на кровати всё ещё спиной ко мне и твои босые ноги утопают в длинном ворсе ковра. Ты смотришь в окно на поднимающееся над горами солнце. Никто не подозревают, но я точно знаю, ты – неисправимый романтик. Ты любишь восходы и закаты, холодный и мерцающий блеск луны и её мерное отражение в перевёрнутой глади пруда, зыбкое и жеманное, скользящее, как ты сам. Ты очень похож на неё, точнее – на змей, которые на ней живут – наверняка такие же жемчужно-белые и равнодушные, со светящимися щёлками глаз. Хотя я никогда не видел лунных змей…. Ты медленно оборачиваешься ко мне: почему-то ты всегда знаешь, когда я просыпаюсь. В отличие от меня, который  может почувствовать во сне, как прикасаются твои пальцы к непослушной, вечно растрёпанной гриве волос, гладят и ласкают…. Ты оборачиваешься и холодно улыбаешься мне. В твоей улыбке нет чувств – лишь спокойное, доброжелательное равнодушие. В твоих глазах нет души. И мне кажется, что тебя самого нет…. Что ты не существуешь…. Что я тебя придумал…. Ты всё ещё обнажён, и девственный, юный свет рождённого заревом солнца обливает твою статную, по-звериному гибкую фигуру облаками золотистого сияния, но не обжигает, даже не согревает тебя. Мне становится неловко: из-за своей наготы, из-за твоей наготы и из-за того, что тебя всё это не волнует; что я всё ещё лежу на широкой разворошенной постели и не имею совершенно сил… подняться… просто шевельнуться и сесть, как ты. Последним неимоверным усилием я протягиваю руку к столику у кровати и надеваю очки. Теперь я вижу всё намного чётче. Теперь ты не кажешься не богом.
- Доброе утро, - в твоём голосе звучит фирменная клановая насмешка.
- С Днём Рождения…, - теряясь, бормочу я и, не зная, куда девать глаза, поспешно отвожу взгляд.
- Ну надо же…? – издевка просыпается в твоём голосе как поднявшая голову гадюка. – Ты всё же помнишь о такой мелочи?
Разозлившись, я всё-таки вскидываю голову…. И натыкаюсь на твой пристальный прямой взгляд. В твоих глазах нет издевки. В них всё та же тёплая безразличность. Но мне этого уже достаточно – по крайней мере ты серьёзно воспринимаешь меня…. Пока… для тебя Это немножко важно.
- Подарок вон там, на тумбочке с твоей стороны, - почти беззвучно выдыхаю я и снова отвожу взгляд. Я не хочу видеть презрение в твоих высокомерно-серебряных глазах, когда ты увидишь мой глупый подарок.
- Ты, наверное, потратил на него все деньги, что прислали тебе родители за год? – настигает меня, желающего спрятать голову под подушку, твой циничный вопрос. Но вот в голосе почему-то нет цинизма. И мне приходится заставлять себя убедить себя в том, что твоём голосе не слышалась благодарность…. Я слегка приподнял голову и взглянул на твои руки, держащие слегка покачивающуюся серебряную цепочку, на которой висел из того же металла скорпион с изумрудными глазками…. Выше взглянуть я не мог – в твое лицо, в твои глаза…
- Я же люблю тебя, - голос почему-то не желал слушаться и я провёл языком по губам, стремясь хоть немного смягчить разбирающую сухость кожи. Потом неловко сглотнул и попытался сгладить серьёзность нелепо вырвавшихся слов. – И я подумал, что тебе должно понравиться то, что настолько отражает твою внутреннюю суть….
- Между нами был всего лишь невероятно классный трах – больше ничего, - его бездушный голос развеял в прах все мои надежды. Я замер, съёжившись на постели как от мороза, царившего за окном. – Я думал, ты должен был это понять: не стоит рассчитывать на большее. Я отпрыск благородной богатой семьи и мне не нужно обожание глупого слепого мальчишки. Моя судьба – удачно жениться, завести наследника и проводить отличные вечера в компании смазливых и умелых любовников. Мои увлечения никогда не были серьёзны – и ты это знаешь… лучше всех. Так с чего ты взял, что с тобой может быть по-другому? Ты ничем не лучше Северуса или….
- Ты такой же холодный, как и месяц, в котором ты родился. У тебя зимняя, январская душа, Люциус. И она не испытывает чувств. Я ни на что не рассчитывал. Я просто хотел, чтобы этот день был особенным для нас, чтобы он оставил тёплые… хоть какие-то воспоминания обо мне. Мне не нужно быть особенным, чтобы ты оставался со мной до конца – ты всё равно не смог бы любить меня. Ведь осколки льда не могут любить – а твоё сердце именно такое. Ты давно показал мне, на что я могу рассчитывать, и наша связь так же холодна, как твоя спина…. Но я… я просто хотел….
Судорожно всхлипываю, хотя и собирался не показывать тебе своих чувств – как сильно ты сделал мне больно. Твои слова всё ещё звучат эхом в моих ушах – я мечтаю и боюсь зажать уши руками, боюсь, что тогда они взорвут мою голову изнутри….
- Я хотел, чтобы ты был счастлив сегодня. Даже Малфои умеют быть счастливыми. Я хотел подарить тебе праздник. Я хотел подарить тебе хоть что-нибудь…. Пока у нас ещё есть время.
- Я никогда ничего тебе не дарил, - в твоём тихом голосе проскальзываю хрипловатые нотки – и мне кажется, что ты боишься, что я вот-вот потребую что-нибудь взамен. Торопливо трясу разлохмаченной головой, горьковато улыбаясь простыням.
- Ты уже подарил мне – себя. Этого больше, чем достаточно. Такого больше никогда не будет….
Твои прохладные ладони с силой сжимают подбородок и поднимают моё лицо на уровень твоих глаз. Твои прохладные губы ласково накрывают мой рот…. В твоих глазах всё та же тёплая безразличность, эта теплота окутывает меня, срываясь с твоих пальцев, с твоих губ и языка. И я вновь растворяюсь в ней. Это больше любых чувств. За ней никогда ничего не будет….
- Меня уже познакомили со моей невестой. Это Нарцисса Блэк. Она прекрасна и идеально подходит. Думаю, она даже возбуждает меня…. А ты, наверное, женишься на той ощипанной курице? Она всё-таки без ума от тебя…. Знаешь, хотел бы я, чтобы наши дети вместе учились в Хогвартсе. Как мы: разные факультеты, разный взгляд на мир…. Возможно, ненависть…. Возможно, что-то ещё…. Как у нас. Я хотел бы увидеть тебя тогда., - его слова хлещут меня, словно плеть. И я как мазохист с удовольствием принимаю удары, зная, что это больше не повторится. – Знаешь, Арти, ты всё-таки… особенный….
И он обнимает меня, тесно прижимая к себе. Я весь растворяюсь, погружаясь в него. Его медленные дурманящие ласки сводят с ума и распаляют тело. Очки летят на ковёр – до них уже нет дела. Руки сплетаются. И он медленно, торжественно проникает в меня. И я отдаюсь ему с ослепляющей страстью, снова и снова…. Потому что это последний шанс. И лишь к вечеру, бесконечно утомленные, мы заснём в объятиях друг друга. Я знаю, что это не продлится долго. Что я проснусь как обычно, отгороженный от счастья белой дышащей стеной. Ты одаришь меня царственным ледяным взглядом и я, потерянный и беспомощный, буду неловко собирать свои вещи, дрожащими пальцами кое-как накину мантию на голое тело и торопливо, трусливо сбегу. Как в первый раз, полгода назад, когда мы напились и сами себя не помнили. И я знаю, что не скажу снова ТЕХ слов, что не буду умолять тебя остановить меня…. Хотя так хочется – это не нужно… тебе…. А ты… вряд ли ты будешь забивать себе этим голову. Для тебя это вообще ничего не значит. Ты с барского плеча подарил мне малую частицу своего драгоценного времени и немного места в твоей кровати, позволил целовать и ласкать себя. Я был лишь любовником. На время. Как и любой другой. Разве ты сможешь хоть когда-нибудь по-настоящему познать любовь?
Всё это была лишь игра.
А игры, как известно, заканчиваются.

Дверь наконец-то закрылась с тихим шорохом  - и уже можно открывать глаза. Я так и не смог проводить его взглядом – иначе он всё бы понял, слишком многое прочитал бы в моей душе. То, чего никто и никогда не должен видеть. Я так и не смог показать ему себя беззащитным, я так и не снял барьеры. Я приучил себя отталкивать него…. Только он просыпался, когда мы находились по разные стороны кровати – во сне я всегда прижимался к нему и открывал глаза всегда в его объятиях. И я был так глупо, по-детски рад этому. Я приучил себя просыпаться раньше него, чтобы он не заметил этой моей слабости…. Большее, что я мог себе позволить – это положить его голову себе на колени и перебирать, перебирать, перебирать без конца его вечно спутанные рыжие волосы.
Это странное чувство раздирает мне грудь словно щупальца гигантского осьминога,  тупыми липкими присосками прожигая плоть где-то в районе сердца. Боль проливается на щёки солёной водой – не думал, что у Малфоев есть это: сердце и слёзы. Его простое и детское признание стало самым лучшим, самым главным для меня подарком – и если бы он всё же посмотрел на меня, то увидел бы, как я глупо счастлив. Какое-то время я не мог больше носить маску…. Но он, наверное, этого не заметил. Я хотел признаться ему в ответ, хотел говорить… о чём? – в мой семье нет понятия «любовь»; «верность», «преданность»…. Неужели я действительно смог влюбиться? Я не знаю. Я не могу понять. Меня никогда этому не учили. Почему же тогда так больно – там, где должна быть душа?
Я нехотя поднимаюсь с кровати и плетусь к окну. Холод пробирает почти до костей – но мне всё равно. Вот в чём я действительно преуспел – в равнодушии…. Снег заметает твои следы – мокрый и холодный. Такой редкий в наших краях. Снег. Ты был прав, наверное – у меня зимняя. Но почему же так хочется броситься вслед за тобой, обнять тебя, крепко прижать к себе, согреться твоим теплом…. Даже твои волосы пышут жаром. Наверное, твоя душа – это лето. И, наверное, ты бы так и поступил. Ведь ты глупый и свободный, решительный Уизли…. А я всего лишь Люциус Малфой. И я не имею никаких прав на тебя.