Часть 1.
"Чтобы смерть мёдом не казалась"
Серый. Цвет пепла… Цвет пустоты… Цвет холода и льда. Цвет безнадёжности. Он проваливается сквозь пустоту, густую и липкую, как прокисшая сметана. Он должен выбраться… Должен! Только выхода нет… И он падает вниз, в бесконечность, в отчаянную пропасть без дна…
~~~
Джоз проснулся и рывком сел на постели, дрожащей рукою стирая пот со лба. Опять тот же сон. Уже три недели подряд… Джозеф поднялся с кровати и, подойдя к окну, откинул тяжёлые шторы, одним движением распахнул высокие створки, впуская ночную тьму. В комнату влетел свежий ветер, окатив разгорячённое лицо живительной прохладой. Джозеф любил такой ветер и ночь… Подчиняясь внезапному порыву, он встал на подоконник. Страха не было страшно не смотря на то, что он жил на двадцатом этаже и при падении наверняка сломал бы себе что-то жизненно важное в нескольких местах, превратившись в груду костей и мяса в кровавой лужей, приправленную ужасом, истерикой и отвращением тех, кто его найдёт. Он знал, что не упадёт - просто не может упасть. Где-то глубоко внутри всегда жило это знание: о том, что он не может умереть, что ему не страшны высота, электричество, яд и морозы. Как будто он был больше чем человек. Или совсем не человек… Занавески трепетались за его плечами, подобно крыльям или… плащу. В лицо бил всё тот же прохладный ветер и… и всё та же ночь. Да, ночь всегда была его любимым временем суток. Он был уверен, что на свете не может быть ничего прекраснее ночной темноты, усеянной мириадами светящихся точек-звёзд. И даже созданные людьми фальшивые звёзды - фонари, лампы, гирлянды - не казались ему лишними, уродующими первозданную тьму. Он любил сумрак ночи намного больше, чем беспросветную темноту. Ночь поглощала его душу, освобождая из лап тревоги, усталости. Словно живая она была частью его души. Он подставлял ночи своё смуглое лицо с высокими скулами, красивым, чётким подбородком, обрамлёнными густыми ресницами глубокими серыми глазами и ночь целовала его в плотно сжатые губы, высокие скулы, прямой нос, едва прикрытый косой чёлкой лоб и лёгкий ночной ветер развевал короткие, отрастающие, удивительно светлые волосы.
~~~
… Джозефу Савиджеру недавно исполнилось пятнадцать и он был красивым, весёлым и общительным парнем. Таких называют «душой компании». Жизнь его складывалась удачно и в ней ещё не было никаких потрясений, невозвратимых утрат и горечи предательства близких, а будущее казалось далёким и полным неизведанных ещё радостей и побед, непременно счастливым и безоблачным. У него была самая лучшая в мире семья, о которой можно только мечтать - самые близкие, самые верные друзья, самые дорогие люди на земле, которым всё можно доверить, с которыми всё можно разделить, которые всегда поймут и примут, не отвернутся и непременно помогут в любой трудный час, всегда будут рядом. Обладая шикарнейшей харизмой он приковывал к себе взгляды, любопытство, интерес и почти сразу же располагал к себе… или вызывал жгучую ненависть, зависть, неприятие. Он и сам не замечал своего воздействия на других людей и это лишь добавляло ему шарма и популярности. В школе у него было множество друзей, приятелей, поклонников - ещё больше и он даже не подозревал о существовании посвященного ему фанклуба, членами которого были даже несколько преподавателей. Да что там, даже родители его одноклассников то и дело заглядывали в школу своих отпрысков, чтобы посмотреть на высокого блондинистого красавчика. Все университеты в округе мечтали видеть его свои студентом. Нет, он не был гением, но учился легко, почти не прилагая усилий и в свои пятнадцать, казалось, обладал вековой  мудростью. Порою его серые прозрачные глаза скрывала какая-то задумчивая дымка, но она быстро исчезала и почти никто не замечал её… Никто, кроме…

~~~
… Джоз познакомился с Карлом в первые недели учёбы новой школьной жизни. Тогда у него не было даже приятелей, не говоря уже о друзьях разной степени близости. Конечно, уже тогда его окружали желающие познакомиться, закорешиться… Те, кому он понравился сразу ходили за ним толпами, пытаясь узнать хоть что-то о своём новом кумире, поговорить с ним, прикоснуться. Эта разношёрстная толпа включала в себя не только одно-, но и старшеклассников, и молоденьких лаборанток-ассистенток-практиканток и прочих новеньких (и не очень) сотрудников. Карл Стэнли Джейсон Ванстар Джордже Мейер не входил в их число. Неприметного темнокожего мальчишку не интересовала поднявшаяся вокруг новичка суматоха - даже немного раздражала своей назойливостью и постоянством. Вокруг Мейера не водили хороводов толпы людей, у него не просили номера телефона  или адреса, никто не расспрашивал его о родителях, биографии, хобби или домашних любимцах, никто не пытался затесаться в друзья или хотя бы в дружки. Все его сторонились, а точнее просто не замечали, как пустое место, недостойное внимания. Карла это как будто не волновало - он и сам не пытался наладить контактов с одноклассниками. Просто ходил на уроки, беспрекословно отсиживал их от звонка до звонка и уходил домой, так и не перекинувшись ни с кем и словом.
Дома Карла никто не ждал - его мать работала допоздна, а о существовании других родственников он не имел ни малейшего представления кроме того факта, что мать рассорилась давным-давно со своими предками, выйдя замуж за не понравившегося им парня, оборвав этим все отношения с роднёй. Отец Карла умер ещё до того, как мальчишке исполнился год и сам Карл ни разу не видел даже его фотографий. Мать Карла часто говорила ему, что он похож на своего отца, но проверить это не было никакой возможности. Жила семья Мейеров довольно бедно в старом обшарпанном домике на окраине района - там, где притулилось ещё с полсотни таких же неказистых строений, больше похожих на бараки или сараи, в которых обитали такие же балансирующие на грани бедности и нищеты люди. Примерно в паре кварталов от них располагались негритянское гетто и старая полуразвалившаяся фабрика, давно превратившаяся в простую свалку, приют для тех, у кого уже не осталось или вообще никогда не было своей крыши над головой. Более удачливые жители называли квартал Карла «жопой нигера» или «гадюшкой», презирая всех, кто оттуда родом. Карл уже привык и смирился с тем, что его никогда не примут те обеспеченные, заласканные роднёй, не нюхавшие по жизни того дерьма, рядом с которым ему приходилось взрослеть - намного быстрее, чем этим защищённым от проблем сытикам - детишки, с которыми ему предстояло учиться. Надеяться, что никто не прознает, откуда он родом мог бы только дурак. А Карл совсем не был дураком  и прекрасно понимал, что его давно уже заклеймили, приравняв к отходам общества. То, что кудрявчик не исходил слюной при взгляде на новенького Савиджера, не пытался бегать за ним хвостом вместе с остальными только усилило границу отчуждения. 
Первые четыре года Карлу пришлось отучиться в старой разваливающейся школе, располагавшейся в 10 минутах ходьбы от дома, но примерно за месяц до начала нового учебного года в здании той школы провалилась крыша, использовать его стало невозможно. Те из родителей, кто смог себе это позволить, перевели своих чад, в большинстве своём давно забивших на учёбу, куда-то ещё… Карлу повезло - его без проблем взяли в муниципальную школу Хельборн. Эта новая школа оказалась намного дальше его прежней - добираться до неё приходилось на автобусе больше получаса. Два огромных корпуса в ней было рассчитано на младшеклассников, два на среднюю школу и один - самый большой и комфортный - предназначался для старшеклассников. Переходить между корпусами было разрешено, только вот мало кто это делал, если в других корпусах не учился (или преподавал) кто-то из родственников и знакомых. Просторные, светлые здания не были новыми, но в них кажется ни разу не забыли сделать ремонт. Не текли трубы, не торчала везде оголённая проводка, было трещин в стенах, выбитых окон и ржавчины в канализации, работали все туалеты и электроприборы, вода в бассейне  не зеленела от плесени, там не плавало что-то подозрительное и вонючее, а в кладовых и в подвале не водились крысы. Местные столовые больше походили на мини-рестораны или уютные кафе без каких-либо намёков на грязные столы, немытую посуду и вездесущих тараканов, еда там не походила на полупереваренную гниль, продукты всегда были свежими и вкусными. Повара в чистых белых одеждах готовили быстро и вкусно самые разнообразные блюда, выставляя их на конвейер, с которого любой мог взять то что захочет - если успеет конечно. Ни один из учителей не ругался матом во время уроков, не приходил пьяным или под кайфом, не издевался над своими учениками. Откровенных сволочей, торчков, педафилов или садистов моментально заворачивали с порога школы, не позволяя даже подать заявление о приёме на работу. Каждый из кандидатов проходил очень серьёзную проверку, длинный и сложный испытательный срок, лишь по истечении которого мог считаться полноправным сотрудником школы (и это касалось не только учителей!). Муниципальную школу Хельборн заслуженно уважали, для учёбы в ней привозились дети практически со всей страны. Родители меняли место работы, переезжали только для того, чтобы их сопливые избалованные детки могли учиться в одной из лучших школ страны. Их набиралось даже больше, чем мог вместить в себя разрастающийся город. Специально для тех, кто не мог или не хотел переезжать к школьному комплексу были добавлены общежития. Так Хельборн превратился в полупансионат. Учится там было престижно, принимали туда в основном детей из благополучных семей с полным комплектом родителей и уровнем семейного дохода намного превышающим прожиточный минимум. Карлу действительно повезло, когда он получил официально оформленной приглашение на учёбу в такое заведение.
Джоз первые четыре года, пока все остальные его сверстники покоряли новые просторы - классов, коридоров и кафетериев, открывали для себя искусство переброски шпаргалок и прогулов, общались, менялись домашкой… в общем вели полноценную школьную жизнь - обучался дома в окружении нанятых родителями частных учителей. К всеобщему вниманию, окружившему его персону с первых же дней в Хельборне он был не готов абсолютно. Постоянная сутолока и навязчивое любопытство множества совершенно посторонних людей вызывали в нём большое желание сбежать, спрятаться и никогда не показываться в прицеле этих жадных обожающих взглядов. Единственным тихим местом, где не было всего этого кошмара начинающего школьника была крыша - плоская, с небольшим уклоном вниз, огороженная по периметру и теоретически запираемая на ключ от всяких любителей прогулять, покурить или покончить жизнь самоубийством на досуге. Джоз не относился ни к первой, ни ко второй, ни к третьей категории людей, но после нескольких несложных манипуляций у него в кармане завёлся дубликат ключей от вожделенного уединённого места.
Карлу и Джозу понадобилось совсем немного времени для того, чтобы пересечься друг с другом в одно время в одном месте - точнее на этой самой крыше в одну из длинных перемен.
- Ты что здесь делаешь? - спросил тогда Джоз незнакомого пацана, на которого раньше в классе никогда не обращал внимания. Карл поднял на него спокойный взгляд от книги, слегка пожал плечами и… полностью проигнорил. По канонам жанра в тот момент они должны были хорошенько врезать друг другу и подружиться на веки вечные. Но они так и не подрались. Джоз устроился напротив Карла и перестал обращать внимания на парня. Так продолжалось ещё несколько недель - короткие встречи в тишине, полные безразличия одного человека к другому, происходившие не слишком часто, но проходившие по одному сценарию снова и снова. Каждый из парней был целиком поглощён своим делами… или по крайней мере так казалось. Нарушать установившееся молчание никто не собирался - по крайней мере до тех пор, пока в начале октября Джозеф не задал свой второй вопрос. На этот раз он спрашивал о художественном проекте, который нужно было приготовить через две недели и для которого у Джоза не было даже идеи. По идее он мог бы объединиться с кем угодно, разрабатывая одну тему на двоих-троих или даже на полкласса, только связываться с окружающими прилипалам не хотелось. В результате наглый блондинчик, уже достаточно освоившийся со своей популярностью, но всё же не переставший искать уединения время от времени напросился Карлу в партнёры и как-то само собой получилось, что все домашние задания они с тех пор делали вместе. Постепенно, шаг за шагом они начинали всё лучше понимать друг друга и сами не заметили, как со школьных тем перешли на личные, рассказав друг другу даже то, о чем больше никому не говорили. К Рождеству они стали уже не разлей вода и вся школа с удивлением наблюдала за тем, как два параллельных друг друга до этого времени парня теперь всюду неразлучно ходят вместе. Кое-кто попытался вмешаться, «объяснив» Джозу, что с Карлом не стоит близко сходиться… и в ответ получал «объяснения», что не стоит лезть не в своё дело. До конца марта Джозеф - и Карл с ним за одно - появлялись в школе со сбитыми костяшками пальцев, ободранными конечностями и целыми букетами регулярно подновляемых фингалов, пока разукрашенные ещё большим количеством «трофеев» «советчики» не врубились, что их доводы не катят. И парней наконец-то оставили в покое. Вместе они благополучно перевелись на средний, а затем и на старший уровень обучения и все настолько привыкли видеть обоих парней вместе, что уже не представляли себе одного без другого…

~~~
…Крохотный затёртый между огромным супермаркетом и развлекательным центром, едва приметный на фоне соседних шикарных зданий музыкальный магазинчик как обычно казался пустынным. Царивший в нём вечный лёгкий сумрак не могли рассеять даже редкие солнечные лучи, проскользнувшие в помещение вслед за Джозом. Колокольчик за спиной парня жалостливо тренькнул, обозначая приход посетителя, на который никто как обычно не обратил внимания. Джоз частенько бывал в этом магазинчике с тех пор, как его лучший друг устроился туда на подработку. Это было необходимо, чтобы семья Мейер не осталась на улице и не жила впроголодь - мать Карла вкалывала по 16 часов на двух работах, а получала за это сущие гроши. Помощи со стороны Джоза и его семьи они бы ни приняли - слишком сильно было чувство собственного достоинства в семье Мейер. В магазинчике под названием «Ze Zombie in Head» зарплата была неплохой, намного выше чем можно было бы ожидать от такого захуда… скромного заведения. Даже Карлу, работавшему лишь на полставки, денег хватало и на то, чтобы заплатить налоги, и на то, чтобы внести вклад в немного расширившийся семейный бюджет и даже оставалось что-то для себя. Пару лет назад за компанию с другом Джоз тоже устроился в «Зомби» на пару дней в неделю - ему деньги были нужны не так сильно, а времени на подработку оставалось намного меньше, чем у Карла, к тому же большую часть его зарплаты составляла продукция магазинчика и билеты на концерт. Правда, заглядывал он сюда не только в свою смену, но и чтобы просто поболтать с Карлом (как будто для этого им и в школе времени не хватало!) или присмотреть что-нибудь для себя. В этот раз он пришёл в поисках определённой вещи - сингла Марли Стюрат за 1987 год, распроданного почти миллионным тиражом на территории одного только штата, переизданного больше четырёх раз и несколько раз ставшего платиновым… а теперь забытого и полностью исчезнувшего даже из просторов сети. Марли Стю прогремела в конце 80-х годов, буквально взлетев на вершины хит-парадов со своим первым же клипом, но спустя четыре года о ней уже никто не вспоминал. Яркая звезда погасла буквально в одночасье, ещё быстрее чем зажглась, от армад её фанатов почти ничего не осталось. Но были и те, кто сохранял  верость своему идолу до конца. В таком резком обрыве популярности было даже что-то мистическое… Джоз стал фанатом Марли с тех пор, как случайно услышал одну из её песен в «Зомби». Никто не мог внятно сказать ему об исполнителе и Джозу пришлось искать информацию самому. А недавно Карл намекнул ему, что в видел кое-какие редкие записи разных групп, в том числе и Марли Стю в новом поступлении и обещал придержать пару дисков специально для своего помешенного на музыке друга. Теперь Джоз пришёл за обещанным ему сокровищем.
За те четыре года, минувшие с тех пор, как Джоз и Карл обнаружили этот магазинчик он совсем не изменился - те же пропылённые стеллажи, неровные стопки пластинок, дисков, кассет и разнообразной аппаратуры, на которой можно всё это проигрывать, подержанные инструменты, книги о музыке и не только. Почему-то в «Зомбях» кроме различных музыкальных записей продавались ещё фильмы и видеоигры со всеми сопутствующими товарами. Единственное, что объединяло весь этот разношёрстный хлам - раритетность, почти явственное ощущение старины, подержанности… даже не так, что-то эквивалентное человеческому опыту. Один взгляд на всё это пробуждал ощущение трепетного уважения. Причём свалено всё это было в бесопрядке, словно владелец распихивал вещи по полкам и тумбам как попало. Впрочем, так оно и было - Андерс-Мерил Ноксфорд никогда не заморачивался над порядком в своей обители, там всегда царил некий управляемый хаос, разобраться в котором способен был лишь один человек - сам Андре. Мешанина стеллажей, расставленных по тому же принципу, что и товары на многочисленных плоскостях, могла запутать кого угодно. Джоз вспомнил, как заблудился в первый раз между тянущихся до потолка заполняющих всё обозримое пространство полок, полочек и стоек, переходящих друг в друга, то и дело образующих тупички, ложные проходы и видимость непроницаемых стен… Да, изнутри «Зомби» был самым настоящим лабиринтом, найти выход из которого с первого раза не так то просто. Если бы не Карл в тот раз…
Красть в «Зомбях» было почти нечего - большая часть товара здесь могла заинтересовать ишь двинутых коллекционеров-меломанов (-игроманов, - киноманов - нужное подчеркнуть), для остальных людей она ничем не отличалась от мусора. И всё же Андре установил тут современную поуровневую сигнализацию и камеры наблюдения. Но то ли из-а того, что продавцов постоянно не было видно, то ли из-за постоянного беспорядка на полках, среди которого, казалось, невозможно заметить пропажу одной-двух вещиц кто-то периодически пытался что-то стащить, стибрить, умыкнуть. Успех этого сомнительного с уголовной точки зрения дела всегда был равен стопроцентному нулю благодаря ненавязчивой бдительности сотрудников магазинчика, которые могли при необходимости и в ухо дать, и другими способами наглядно объяснить, что воровство - это плохо. Джозеф заметил метнувшуюся к полке руку лишь краем глаза, а спустя мгновение уже заламывал эту самую руку незадачливому пареньку с жиденькой шевелюрой белёсых тонких волос под тёмной вязанной шапкой и россыпью пирсинга над губой и в носу. Одетый в непомерно широкую куртку с откинутым капюшоном и длинными, закрывающими кисти рукавами, драную майку с принтом ползущей по костям ящерицы и просторные штаны, бренчащий целой кучей навешенных цепочек-брелков-подвесок он выглядел года на четыре старше Джоза, но тот держал неудавшегося воришку легко и крепко, не собираясь выпускать.
- Какого х…, гнида…, - на выдохе прошипел вор, пытаясь вырваться из прочного захвата. Руки у него под грубой тканью куртки были по-девчачьи тонкими. Но это вовсе не значило, что Джозу попался какой-то слабак… - Пусти.
Из-за ближайших полок, прилаженных, казалось, к самой стене вынырнул Карл, смерил открывшуюся картину взглядом и усмехнулся. Джоз протянул ему отобранный у незадачливого воришки диск, немного сильнее вывернув чужую руку и обогатив при этом свою речь богатым нецензурным фольклором в пару этажей минимум. 
Года три назад один изворотливый и очень не любящий детей с тёмным оттенком кожи гад пытался свалить на Карла свою кражу. Точно так же, как сейчас Джоз своего пленника тот тип скрутил Мейера и потащил к Андре. В первый и последний раз при Джозефе его лучшего друга называли уличной шпаной и в чём-то обвиняли только потому, что Карл выглядел так, как выглядел, а не так как понравилось бы его конвоиру. И сам кудрявчик, казалось, уже смирился с тем, что его признают преступником. Всё это просто вывело Джоза из себя. На несколько долгих, бесконечных секунд ему даже показалось тогда, что в здании стало намного холоднее… Ему потребовалась вся сила воли просто для того чтобы взять себя в руки. Даже если бы против них встал весь мир он бы всё равно заступился за Карла - его мнение на этот счёт не изменилось ни на йоту за прошедшие три года. И плевать, что его тоже посчитают воришкой, прикрывающим своего подельника, что слово ребёнка против слова взрослого никогда не котировалось, что… Только вот Андре не обманулся, не повёлся на обвинения. Тогда им повезло - и мальчишки это прекрасно осознавали. Если бы на месте Андреса оказался кто-то другой, более предвзято… стереотипно относящийся к людям - их бы наверняка отправили бы в полицию.
- Отпусти его, придурок, - в спину чуть пониже лопатки Джоза упёрлось что-то круглое и твёрдое. Так наверное ощущаешь пистолет, приставленный к телу. За спиной Карла тоже маячил какой-то парень в расстёгнутой рыжей безрукавке и цвета дохлой лисы шатнищищах, которые легко можно было бы использовать вместо парашюта. В руках это рыжее с ног до головы, включая растрёпанные, иглами стоящие волосы, какие-то неестественного цвета глаза и тату на щеке тоже был пистолет. Сопротивляться в таких условиях было бы… самоубийством. Но только не для Джозефа: лишь пара неуловимых движений и оба парня - рыжий и зелёный, взявший на пушку самого Джоза - лежали на полу безоружными в полной бессознанке. Связывать их ни Джоз, ни Карл не собирались, а вот оружие забрать - сам бог велел. Белёсый смотрел на это широко распахнутыми глазищами, раскрывая рот словно пойманная рыба. Похоже, от шока у него пропал голос. Карл сдёрнул зелёную шапку, закрывающую больше половины лица у третьего из невезучей троицы. Волосы парня оказались густыми, синими как чистые сапфиры, немного вьющимися на концах. Они ярко выделялись на бледной коже… Впрочем, Карла и Джоза не интересовали внешности их нечаянных пленников. Кудрявчик поднял с пола пистолет и навёл на сине-зелёного, проверяя курок. Стрелять он не собирался… но разве об этом могли догадаться те, кого он сейчас держал на мушке? В тот же момент Джозеф выпустил белобрысого. Но вместо того, чтобы броситься к двери тот принялся тормошить своих приятелей. Точнее, он просто очень сильно ущипнул за разбросанные по полу в беспорядке руки. Насколько сильными получились у него щипки можно было судить по тому, как резво подскочили с пола его приятели, вылетев из магазина чуть ли не раньше его. Следом за ними неспешной походкой вышел брюнет в чёрном, с полной невозмутимостью забрав у Карла реквизированную пушку, а вторую подняв с пола.
Когда за странными грабителями закрылась дверь парни посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, согнулись пополам от хохота. Их обоих колотило - не только от смеха: постепенно их отпускало напряжение, возникшее, когда на них направили оружие. В таком состоянии их и нашла Сэлм - ещё одна продавщица в магазине, невысокая светловолосая девчушка, полностью затянутая в чёрную кожу, с оттягивающими нижнюю губу чёрными колечками - настоящая металлистка и рокерша до мозга костей, основавшая свою группу в 13 лет. Сэлм (сокращённо от прозвища Салемская Ведьма) была года на три-четыре старше Джоза и Карла (точнее спросить никто бы из них двоих не решился), но выглядела как их ровесница и даже чуть младше. Карл сходил по ней с ума… Впрочем, в окресностях десяти километров осталось не так уж много девушек, по которым кудрявчик не сходил бы с ума.
- Держи, - протянула девушка беловолосому красавцу, всё ещё заходящемуся смехом вожделенный им диск Стю и в упор с явным подозрением уставилась на него и тоже до конца не  успокоившегося Карла. - Что вы тут курили тайком?
Парней скрутил новый приступ хохота, больше похожий на истерику, и Сэлм, покрутив пальцем у виска, оставила их в покое.

~~~
… Так проходили дни за днями - учёба, курсы, подработка, свидания, вылазки на концерты и в клубы - множество ярких сменяющих друг друга моментов. Кроме того Джозеф играл в школьной сборной по волейболу, занимался карате и тэквандо, йогой  и рисованием, проводил свободное время с приятелями или зависал в «Зомби» с Карлом. Его школьная жизнь и хобби почти не пересекались. Роман с Милдред развивался так успешно, что в школе все с завистью оборачивались им вслед, на улице их провожали задумчивыми, восхищёнными или завистливыми взглядами, а мама Джоза тайком подбирала место для венчания и составляла список гостей. Всё шло прекрасно – лучше не придумаешь - и будущее казалось безоблачным, ясным и прекрасным как мечта. Никаких проблем в школе, разбитого сердца или тёрок с друзьями. Даже в семье проблем не появлялось: не возникало ссор, скандалов и непониманий, как это обычно бывает между подростками, пытающимися отстоять своё личное пространство и чего-то вечно требующими, читающими бесконечные нотации, создающими всё новые ограничения предками.
Джозеф обожал свою семью – умную, проницательную и очень красивую, порой слишком заботливую и обладающую в семье непререкаемой властью мать, по-деловому жёсткого, владеющего железной хваткой и острой интуицией в делах, в семье мягкого, доброго, понимающего и уютного как старый любимый диван отца, вечно подкалывающих старших братьев и единственную малышку-сестрёнку Элиз. Отец Джоза Руперт Эдж Савиджер был профи в банковском деле, преуспевающим бизнесменом, успешным биржевым игроком, мать Джейн Лоис – знаменитым фотографом, с головой погружённым в любимую работу, но оба они всегда находили время на семью, часто выбираясь с детьми на пикник, в кафе или в театр. Самый старший из его братьев, Джеральд уже закончил универ, женился на Дороти Киннелл – своей детской мечте - и теперь они ждали прибавления в семействе. Второй из братьев, Дональд, готовился принять сан и стать священником, а третий, Росс же всю свою сознательную жизнь мечтал о службе в армии. Джоз был четвёртым и самым младшим из сыновей. В свои пятнадцать он видел жизнь только радужной и светлой и все знали, что он мечтает стать художником.
Элизабет родилась последней – милая малышка с рыжими волосами-завитушками и удивительно большими похожими на небо по-детски невинными синими глазами. Элиз была для Джозефа самым дорогим человеком на свете и Джоз часто сидел с девочкой, когда дома никого не было. Он читал сестрёнке книжки, играл с ней в куклы и придумывал сказки на ночь и сестрёнка в нём души не чаяла.
Как ни странно это было, Джоз не походил ни на одного из своих родственников. Их кожа в отличие от него была светлой и от природы не расположенный к загару, у Джейн и Дона она была украшена россыпью веснушек, а Росс мог похвастаться несколькими крупными необычными родинками, больше похожими на миниатюрные абстрактные тату. Ни родинок, ни тем более веснушек у Джозефа никогда не наблюдалось, его смуглая кожа имела намного более холодны оттенок и вот это действительно было странным… Волосы Руперта с небольшими залысинами на висках и тонкими ниточками седины были по большей части каштановыми, ближе к русым, их цвет и структуру полностью унаследовал Джер, густая кудрявая шевелюра Джейн отливала бронзой и медью, тяжёлыми кольцами спускаясь до середины спины - такая же была и у Дона, который никогда и никому не позволял коснуться шелковистого каскада тяжёлых прядей, обычно связанного широкой лентой где-то на уровне лопаток. Кажущиеся чёрными волосы Росса на самом деле были такими же каштановыми, как и у отца, но намного более тёмного оттенка и по фактуре больше походили на волосы Джейн: вместо мягких как пух жёсткая проволока. Черты лиц, по семейному схожие, тоже неуловимо отличались - более мягкие линии вместо жёстких и резких у Джоза, немного иная типология, строение черепа, рельеф мышц… Ни у кого не было таких ярко выраженных скул или твёрдого волевого подбородка, такого специфического разреза глаз или формы носа. Никто из Савиджеров не был таким высоким - в свои пятнадцать - Джозеф почти догнал в росте своих старших братьев. Иное телосложение, осанка, походка, жесты - всё более величественное, с налётом аристократизма и врождённого изящества, чего не было у остальных членов семьи. Итог: и невысокий полноватый Руперт, и его статная жена меньше всего походили на джозовых родителей, а Джер, Дон и Росс ничем не напоминали его братьев. Внешность Элиз, тоже немного выбивающаяся на семейном фоне, была скорее средним арифметическим от обоих родителей, чем такой же инакостью. Чем это объяснялось не знал никто. Честно говоря, на это даже не обращали внимания, находя общие черты с дедушками-бабушками, тётями дядями, всякими пра- и прочей водой на киселе, проверить которое было невозможно из-за отсутствия носителя этих «общих черт» в прямом доступе. В общем нельзя было просто сравнить и убедиться в том, что Джозеф хоть немного похож на кого-то из своих предков. Наверное, только Элиз могла замечать, что он выглядит как-то не так… или что с ним вообще что-то не так. Сказать, что она обладает тонкой интуицией или даром предвиденья никто бы не смог - она никогда не делилась такими своими переживаниями. Просто порою она замирала на несколько секунд и её грустный взгляд, проходя сквозь все встающие перед ним преграды, ускользал вдаль тёмной стрелой. И те, кто это видел, ощущали странное смутное беспокойство - как будто девчушка могла видеть перед собой что-то ужасное, недоступное взгляду остальных…

~~~
… - С ума сошёл! А что если упадёшь? - Карл ухватил друга за руку и попытался втянуть в окну.
Джозеф упёрся рукою в раму, весело скаля ровные льдисто-белые зубы.
- Да ладно тебе! Тут же невысоко! Лучше выходи сам!
Карл скептически выглянул из окна, на глаз проверяя расстояние до земли, составлявшее ровно три этажа свободного падения и отпрянул назад, машинально выпустив чужую руку.
- Я не такой псих как ты, буркнул он, меряя беспечно смеющегося блондинчика вполне однозначным взглядом. - Я хочу дожить до своей смерти в целом виде. У тебя хоть есть чувство самосохранения?
- Есть, - Джозеф беспечно пожал плечами и усмехнулся. - И сейчас оно говорит мне, что всё в порядке…
- Ты псих, - выдохнул Карл и, выбив из пачки сигарету, закурил. Вообще он курил очень редко после того, как одна из его девчёнок сказала, что ненавидит запах табака. И только Джоз время от времени заставлял его срываться. - Когда-нибудь точно себя угробишь…
Джозеф сел на подоконник рядом с ним, опершись ладонью и болтая ногами в воздухе. Он чувствовал безопасность и спокойствие, но не знал как объяснить это другу.
- Что понесло тебя на дерево? - Карл стряхнул пепел вниз, на улицу. Нынешняя эскапада Савиджера началась с нижних веток дерева-гиганта, росшего в саду, казалось, с самого Сотворения. Карл заметил его, когда эта беспечная оторва почти добралась до вершины.
- Так ты меня видел? - Джоз повернул к нему своё проказливое лицо, в котором не было ни тени раскаяния или страха - только задиристая весёлость, как будто Джозеф только что совершил героический поступок. Так он выглядел, вернувшись с отрога Раскаяния или после безумных гонок с грузовиком.
- Только не говори мне про кошек! - пробурчал Мейер, глубоко затягиваясь. Похоже, снимать кошек и прочую подобную живность с деревьев было одним из неформальных хобби младшего Савиджера. Карл коснулся двух неглубоких давно зарубцевавшихся царапин на щеке, вспоминая, как Джоз вызволял из древесной ловушки маленько белого тигрёнка… Слава богу то существо было лишь детёнышем! Впрочем это неугомонное создание с непомерно ранней сединой умудрилось подружиться и с мамашей-тигрицей.
- Да нет, - Джоз снова безразлично пожал плечами. - Хотел проверить, сколько времени нужно, чтобы добраться до вершины…
Карл обжёг пальцы о почти догоревший фильтр и затряс кистью, пытаясь отогнать боль.
- Как тебе вчерашний концерт? - Джоз попытался перевести разговор, осознав, что его друг не разделяет законной гордости первопроходца… Перволазца по деревьям. Но Мейер не повёлся. Долго вглядывался в лицо своего собеседника. Потом тяжело вздохнул и взялся за ещё одну сигарету.
- У того пианиста, о котором ты столько рассказывал, выходит первый альбом где-то в начале весны. Я закажу подарочное издание, если оно тебе нужно.
Джозеф чуть не задушил его в объятиях. Музыка того пианиста из Японии, Ичиносе Каору, почему-то вызывала в душе очень сильный отклик. Словно в ней говорилось о том, что он когда-то очень давно и очень хорошо знал. Например в прошлой жизни.

~~~
… До Рождества оставалась почти неделя, когда Милд попыталась вытащить его на гонки. Джоз никогда не разделял её пристрастия скорости, трассам, азарту и духу соревнований, так же как она не разделяла его страсти к живописи в любых видах и инструментальной музыке. У них были во многом разные интересы, но в то же время им всегда было о чём поговорить. Их понимание друг друга достигло почти инстинктивного уровня. Казалось, они могли бы передавать друг другу чувства напрямую, минуя слова… Однако даже это не могло заставить Джоза отправиться на холодный стадион, чтобы наблюдать как с рычаньем, ворчаньем и комьями грязи из-под колёс бешенные авто пытаются обогнать друг друга. Зато Карл не отказался от приглашения и теперь два любителя скорости и холодных стадионов в оба несчастных вянущих джозовых уха наперебой пересказывали ему свои впечатления. Настроения это не прибавляло. Тем более что Милдред наседала на него сзади, Карл - справа, заставляя смотреть на расположенное по левую руку окно как на единственный путь к бегству, и на всё это безобразие уже несколько минут выразительно косился препод, наверняка уже пожалевший, что согласился вести сдвоенный урок между десятым и одиннадцатым классами. 
- Мейсон Джойс был невероятен! Тебе стоило бы увидеть его хоть раз… Как он обошёл Шеффилда Блю на последнем повороте! Это невероятно! Уверен, он уже несколько раз стал бы мировым чемпионом, если бы выступал чаще…
Джозеф, которому уже надоели эти бесконечные восторженные перемывания одного и того же, лишь равнодушно пожал плечами.
- Ты же знаешь, меня это не волнует…
- А стоило бы поволноваться, - хлопнул его плечо Карл. - Или твою девушку уведёт прямо из-под носа какой-нибудь красавец-гонщик!
- И ты ему в этом поможешь, - недовольно пробурчал Джозеф, отворачиваясь. Настроение у него было…
Поездка в Нью-Хемпшер прошла ещё хуже, чем он ожидал. Нет, та часть с прогулкой в компании Милд и Элиз по галерее, а вечером ещё и в уютном небольшом парке - поездка Севиджеров и их спутников растянулась на целых два дня - была просто отличной! Им с Мил даже удалось провести время наедене! Но с тех пор уже больше трёх недель братья доводили его своими постоянными шуточками насчёт этой проклятой вылазки. И честно говоря уже достали совсем!
- Да ладно тебе, - Милд утешающее положила руку на плечо своего бойфренда. Она как никто понимала его состояние и то, что он вот-вот сорвётся. - Не слушай это трепло. Лучше слушай меня, - она провела тоненькой рукой по джозовой щеке и тот с затаённой тоской подумал, почему его подружка не может иметь более женственных увлечений? Ну бегала бы по магазинам, как все остальные девушки, зависала бы где-нибудь в клубах с подружками, болтала бы всякую чепуху… Всё лучше чем попытки затащит к чёрту в зубы на какой-то пропахший бензином трек. -  Давай съездим на ралли в следующие выходные?
Джоз глухо, отчаянно застонал, глядя в её лучащееся воодушевлением лицо. «Лучше бы в её мозгах были тряпки-шмотки и розовые сопли», - явственно читалось на его лице. Карл даже на месте подпрыгнул, сгибаясь пополам от смеха при взгляде на это выражение. На их троицу уже неприкрыто оборачивался, а кое-кто вообще неприкрыто пялился, игнорируя не переставшего нудеть препода.
- Ты слышал, что передавали в последний раз на Полночном Радио? - отсмеявшись спросил кудрявчик у лучшего друга. Милд вообще не слушала радио, если там не передавали результаты гонок. Вообще единственным соответствием между её образом школьного идола и характером было членство в группе поддержки, в остальном она полностью отличалась от рафинированных красотках, способных болтать только о своей внешности, тратах на внешность и о парнях.
Конечно же Джоз слышал! Только на Полночном Радио можно было послушать музыку Ичиносе. Но не подколоть друга в свою очередь не мог:
- И дня не проживёшь без своего любимого Ди Джея?
Карл действительно фанател от EverDrimа, единственного ведущего на Полуночном Радио. Вообще у Джоза сложилось странное впечатление, что на этой международной ночной станции работает лишь два человека. Поймать её было легко, но только с полуночи и часов до четырёх утра… Карл привычно фыркнул на подколку, которая повторялась уже не один раз и, пристально глядя на Джозефа растянул губы в тонкой торжественной улыбке.
- А ты сам разве не мечтаешь услышать то интервью своего обожаемого Каору, которое он обещал вывести в эфир завтра?
Парни с нарастающим напряжением уставились в глаза друг другу. Установившуюся и всё нагнетающуюся атмосферу сбила Милд, стукнув по очереди своего бойфренда и его лучшего друга учебником по затылку, а затем скинув этот самый учебник в сумку. Только тогда парни - и все, кто внимательно наблюдал за развернувшимся спектаклем - заметили, что урок уже кончился.

~~~
… День закончился слишком быстро - как всегда, когда тебе очень хорошо. И вот они уже шли по тёмным заснеженным улицам к дому Милд. А Джозефу так не хотелось отпускать свою любимую девушку - ни сейчас, ни когда либо ещё… Накручивая на палец выбившуюся прядку она шла рядом, чувствуя себя немного смущённой и настолько счастливой, что это всеобъемлющее ни с чем не сравнимое счастье даже немного пугало. Девушка пыталась не замечать своего страха, но её всё не отпускало ощущение, что вскоре случится что-то непоправимое - неявно, где-то на грани сознания и подсознания, но…
- Спасибо за подарок, - её негромкий голос прозвучал хрипло, смутив Милд ещё больше. - За этот вечер… За всё.
Ей очень хотелось добавить «Я люблю тебя», но непослушные губы и голос отказывались выпускать эти три слова на морозный воздух.
- Я думал о тебе, когда подбирал его, - отозвался Джоз и улыбнулся. Беспокойство тут же отступило в тень, становясь неощутимым и потому моментально забываясь. Парочка остановилась у дома девушки и Милди достала из маленькой коробочки, которую всё не выпускала из рук - чтобы посмотреть ещё раз при лунном свете - серебряное колье с маленькой аметистовой бабочкой в центре.
- Дай я помогу тебе одеть его, - предложил её любимый. Она  медленно повернулась к нему спиной и Джоз надел украшение на тонкую девичью шею, слегка прикасаясь пальцами к горячей коже. Милдред вновь повернулась к нему. Лицо её сияло от счастья.
- Я никогда его не сниму! – выдохнула девушка и лукаво посмотрела на Джоза. - А теперь ты одень мой подарок!
Джозеф послушно вытащил из кармана куртки серебряную цепочку с овальным маленьким медальоном и осторожно накрутил её на запястье левой руки. Милд помогла ему застегнуть замок.
- Я думала, ты будешь носить его у сердца! – воскликнула она в притворной обиде, но глаза её светились весельем.
- Он будет у моего сердца, - улыбнулся парень, - когда ты подаришь мне свою фотографию для него.
Милдред рассмеялась и, поцеловав Джоза в губы, скрылась в своём подъезде.

~~~
… Этот день Святого Валентина был самым счастливым в его жизни. Он и Милдред долго гуляли по улицам города, заходя в различные кафе, магазинчики и на выставки, проходя все самые красивые места города. Домой они пришли тяжело нагруженные и уставшие, но их уже ждал оставленный Джейн Лоис ужин. Милдред побежала в комнату своего парня переодеваться. Сам Джозеф, быстро поменяв джинсы и рубашку спустился вниз, чтобы приготовит стол и зажечь свечи. За ужином они долго болтали, потом долго танцевали и лишь к полуночи Джоз, подхватив Милдред на руки, отнёс её в спальню… Всю ночь они предавались любви, тягучей и сладкой как патока, неумелой и робкой, как и любая потеря девственности, волшебной и запоминающейся, как у всех кто по-настоящему любит друг друга. И пусть что-то было забыто-упущено-пошло не так, для обоих ночь вместе стала особенной, стала настоящим чудом. Тем, что любящее сердце хранит вечно…
Утром они вместе готовили завтрак и делали уборку, наслаждаясь каждой проведённой вместе минутой и втайне друг от друга мечтая, чтобы это продлилось как можно дольше. И когда семья Джоза вернулась ничто не говорило о том, что произошло той ночью, кроме яркого румянца на щеках парня и девушки, их горящих глаз и постоянных взглядов, бросаемых друг на друга. Это был их самый счастливый день в жизни.
~~~
… О своём Дне Рожденья Джоз почти забыл, но не забыли его родные и друзья и ещё за месяц до предстоящего праздника начали активно готовиться к сюрпризу. Вечером, когда  блонд вернулся домой  из библиотеки - туда его отправил Карл на поиски несуществующей очень важной книги - усталый как чёрт и настолько же злой во всей квартире было темно и как будто пусто. Но стоило зажечь  свет в прихожей, как на Джозефа налетел тайфун в виде Разноцветной Четвёрки, протащил по квартире и запихнул в гостиную, где его уже ждал грандиозный сюрприз со скромненьким кодовым названием «Супер Вечеринка Для Именинника». Застолье и развлечения, задувание свечей и танцы до упада – Джозу всё казалось прекрасным счастливым сном, который мог разрушиться от любого дыхания. Он был на седьмом небе – родители, братья и сестрёнка, друзья и любимая девушка были рядом с ним, веселились вместе с ним и он был по-настоящему счастлив. Поздно вечером гости разошлись. Кроме семьи Савиджеров, к которой примкнул и Джеральд со своей женой,  остались лишь Карл и Милдред, причём Милди и Джозеф ещё до окончания вечера сбежали в его спальню…

~~~
… Он бродил по городу, пока не забрезжило, просыпаясь, седое утро. Гулял без цели, без смысла, просто наслаждаясь покоем ночного города, упиваясь собственной свободой… Всем тем, что так желал ощутить в эту ночь. Ему даже казалось, что он мог бы научиться летать - если бы захотел. То передвигаясь по крышам, то спускаясь на тихие безлюдные улочки он упивался своими чувствами. И лишь когда холодное солнце коснулось его своими первыми лучами, когда, сбрасывая оковы сладкого сна, ещё лениво и нехотя зашевелился город - лишь тогда он решил вернуться домой.
Поднимаясь по лестнице он что-то напевал себе под нос, ощущая такое всеобъемлющее счастье, что, казалось, только рухнувшее небо способно его омрачить. Полный радостных надежд, уверенный, что всё в его жизни теперь будет так как он захочет, успокоенный и счастливый он бесшумно отрыл дверь ключом и стараясь не шуметь прошмыгнул в прихожую.
… В гостиной горел свет - и это сразу же его насторожило. Беспечное счастье ускользнуло как вода в открытый сток ванной, оставив на дне тревогу. Надеясь, что это просто чья-то рассеянность или что кто-то из многочисленных присутствующих в доме уже встал Джоз вошёл в залу - и тут же об этом пожалел. Действительность навалилась на него бетонной глыбой, подминая под себя, переворачивая все внутренности, взрывая мозг осколками ужаса и отчаяния. Главным желанием стало закрыть глаза, убежать, не видеть… и тогда возможно всё станет неправдой. И это жуткое место оно больше не будет жутким. И мама выйдет к нему, вытирая руки о передник, улыбаясь и спрашивая, что Джоз хочет на завтрак… Но в глаза словно бы кто-то вставил два колышка, не давая векам закрываться, да ещё и вдобавок насыпал песку. Ноги словно окаменели и не желали двигаться. Голос исчез и крик бился где-то в горле, не находя выхода.
В большом и мягком кресле, раскинув руки и ноги, запрокинув голову к потолку сидела Джейн Лоси, его мама с ножом в горле. Её праздничная одежда потемнела от высохшей уже крови, сбегавшая по подбородку алая река давно уже высохла, но не потеряла своего ужасающего вида. Рядом,  неестественно вывернувшись всем изрешечённым телом лежал застреленный… точнее расстрельный из автомата Руперт, его отец. Росс был буквально прибит к стене ножами, Джеральд и его жена связаны и повешены, их мёртвые тела с синими лицами покачиваясь в нескольких дюймах над полом. Дональд сидел на полу с огромной дырой в горле, из которой больше не текла алая густая жидкость, густой застоявшийся запах которой вместе с едким запахом мочи и ни с чем не сравнимой аурой  смерти до тошноты пропитал комнату. А под перекошенной ёлкой лежало что-то маленькое свернутое калачиком, на что Джоз поначалу и не обратил внимание. Справившись с первой влной ужаса он бросился к себе в комнату, холодея при мысли о том, что… Милдред и Карл всё ещё были там, задушенные во сне. Джозеф упал на колени перед Милд, сжимая её окоченевшие пальцы и не осознавая, что рыдает в голос. Боль и гнев тёмной рекой вливались в него, сердце и душа заполнялись ненавистью и тьмой. Ощущать всё это, переживать всё это было невыносимо… А потом что-то словно толкнуло его под рёбра - он вспомнил, что так и не увидел тела своей сестрички. На мгновение им овладела безумная надежда, что малышку не нашли. Поднявшись, на нетвёрдых подкашивающихся ногах он обошёл всю квартиру, пока не вернулся в гостиную, стараясь не смотреть ни на сидящую в кресле мёртвую мать, ни на лежащего рядом с ней мёртвого отца, ни на мёртвых братьев…  Леденея от ужаса он заметил сжавшийся у ёлки комочек. Джозеф бросился к нему. Это была Элиз - холодная, безжизненная, со сломанным хребтом. Её глаза были открыты, те самые страшные глаза. Джозеф медленно дрожащими пальцами закрыл их, потом торопливо встал, вынул из стенного шкава в прихожей чёрную сумку и, обойдя весь дом, собрал то, что ему было показалось нужны. В последнюю очередь он зашёл к себе и, приблизившись к Милдред которая, казалось, ещё спала, но уже не могла проснуться, опустился рядом на колено. Провёл рукой по неподвижному лицу, коснулся чуть приоткрытых губ, в которых давно замерло дыхание, наклонился в последний раз поцеловать их… и рядом с взметнувшейся к шее тонкой рукой увидел разорванную цепочку своего колье – того, что он подарил ей на Рождество. И тут только он заметил то, чего не увидел сразу – тонкий врезавшийся в кожу след мелких колечек. Милдред удушили этим кулоном… Эта мысль как железные тиски сжала сердце юноши. Он закрыл глаза, а когда открыл - в них не было ни следа жизни, просто две холодных, безжизненных льдины. Джозеф взял в руки драгоценный кулон с бабочкой, рывком отделил от него цепочку и с отвращением отбросил её от себя. Потом снял с запястья  медальон - подарок Милдред и, ножом срезав несколько локонов Милд, осторожно вставил их внутрь маленького серебряного овала, прикрепил рядом на той же кулон и одел на шею. Потом всё же прикоснулся губами к ледяным губам девушки и встал.
- Аметист, - проведя пальцами по крыльям бабочки то ли себе, то ли ей произнёс он. Затем подошёл к дивану, на котором сам уложил Карла прошлой ночью, и долго вглядывался в неподвижное мёртвое лицо своего бывшего лучшего друга. В том, что у него не будет ни друзей, ни любви, ни семьи он был уверен. Закинув сумку на плечо он вышел из квартиры, запер и выкинул ключ. Его ничто здесь не держало. Потом вызвал полицию… И торопливой, почти бегущей походкой покинул дом.
Из окон за ним наблюдала пара безжизненно-печальных тёмно-синих глаз…