Падение

Эльдар стоял у обрыва, глядя немигающим безразлично-ледяным взглядом в холодную пропасть под своими глазами. Его волосы трепал холодный ветер, который всегда дует в этих скалах, вздымающих свои острые рвано-зубчатые пики к небу. Их вершины всегда покрыты снегом и льдом. И Эльдар стоял сейчас на самой высокой из них, не испытывая страха – вообще ничего. Он был безразличен этой жизни. Безразличен всегда….
Ещё полчаса назад он плавился в горячих объятиях. Его сердце стучало неповторимо громко. Он сходил с ума от страсти и вожделения. Тот человек, что держал его в своих объятиях… был отчаян и дерзок, до конца отдаваясь своим чувствам. Этот человек теперь мёртв. Но это не трогало Эльдара. Ему не нужно было закрывать глаза, чтобы вспомнить те жаркие часы, что они провели вдвоём у камина в маленькой комнатке отеля. Они и так стояли у него перед глазами и он мог прогнать их в любую минуту. Но он просто наслаждался эстетическим видом своих воспоминаний, не вдаваясь в их суть. Он всматривался в них, как в прекрасные картины. Они не вызывали в нём горечи, боли или сожаления. По-настоящему они не трогали его. Они были незначимы. Как и тот человек, что умер. Каким бы близким он не считал себя Эльдару….
Они встретились полтара года назад в снежном холодном декабре. Оба они были в светлый толстых свитерах и тёплых вельветовых брюках. Глаза Эдмундо озорно блестели – яркие чёрные глаза, он всегда улыбался полноватыми детскими алыми губами, и от этой улыбки на его смуглых щеках с мелкими веснушками всегда появлялись ямочки. Его тёмные курчавые волосы всегда стояли растрёпанэми, как Эд их не расчёсывал…. Синие глаза Эльдара никогда не светились. Они всегда были холодны и бездушны. Его рот смеялся сам по себе, не задевая души. Бледные щёки походили на неподвижный мрамор. Тёмно-синие волосы всегда были идеально приглажены и завязаны на темени в хвост аккуратной лентой.
Он любил зиму…. И он тогда в первый раз встретил человека, который относился к зиме… тепло.
Эдмундо во всем был ярким, невыдержанным, азартным, юмористичным. Он переливался как капля янтаря на солнце. Он был слишком горяч, как пламя в камине в долгий зимний буран, как чашка густого шоколада и плед на замёрзших пальцах. Он был олицетворением домашнего уюта…. В то время, как Эльдар оставался отражением холодной вьюги, снега, падающего на землю и толстым слоем лежащего на холмах. Он любил эту зиму – как самого себя. Они были слишком непохожи.
Но Эдмундо тянулся к нему. И Эльдар ему позволял – ему это не мешало и он сам был не против хорожего затяжного секса, желательно регулярно и с обязательным оргазмом. И не слишком часто. Он не ревновал Эдмундо. Хотя тот никогда ему не изменял. Ему было всё равно. Ему действительно было наплевать на Эдда – только приятное тело и упругая попка, всегда податливо подставляемая и готовая удовлетворить похоть ледяного возлюбленного связывала их вместе. Эльдар не стесняясь пользовался ею постоянно. И не заводил других только потому, что ему и этой было достаточно.
Эдмундо по-настоящему любил его.
Ещё полчаса назад они трахались на полу перед камином. Эд по-блядски извивался под ним, раздвигая бёдра и умоляя взять его снова и снова. Терзать его до потери сознания. Он и был блядью – горячей, тугой блядью Эльдара. Он был готов ради своего «хозяина» на всё. Он позволял жечь своё тело, хлестать мокрыми ремнями и жгутами, мучать до умопомрачения. Он был подчинён и полностью предан, как собака, желал исполнить любой приказ, даже унижающий достоинство, причём исполнить с радостной улыбкой. Он полностью смешался с грязью под ногами любимого. Сколько раз Эльдар заставлял его лаять, стоя на коленях вылизывать его член, вести себя по-собачью: приказав раздеться до гола, сидеть на корточках с высунутым языком и прижатыми к груди «лапками», мочиться на его глазах с поднятой ногой…. Сколько раз, надев на него ошейник, «выгуливал» его – раздетым выводил на улицу, заставлял ловить палку, выполнять пёсьи команды и ссать на деревья, пожарные гидранты и витрины. Сколько раз трахал его как собаку, заставляя скулить от наслаждения… Почти столь же часто заставлял играть кошку – вылизывать его, мяукать, мурлыкать от наслаждения, лакать из унитаза воду, и в награду чесал его за ушком. Он был безжалостен. Часто трахал свою игрушку палками, бутылками из-под шампанского, тонкими острыми карандашами, огромными, невообразимыми фалоимитаторами и другими извращёнными вещичками, которые покупал в интернет-магазинах. Лил на его кожу раскалённое масло, капал воском со свеч, прикасался зажжёнными спичками к чувствительным точкам, разрезал нежную плоть холодными, остро наточенными дисками. Вставляя в натруженную попку открытые бутылки с алкоголем, выливал полностью их содержимое в несчастную прямую кишку, а затем запумкал туда и свой не ведающий жалости пенис. Жидкость хлюпала в анусе, заставляя юношу каждый раз сжиматься всё сильнее. Огненное прикосновение к разоранной в кровь тонкой кожице наверняка было нестерпимо мучительно, настолько, что у него выступали слёзы на глазах и перехватывало дыхание. Но он ни разу не пытался помешать любовнику так издеваться над ним. Когдо Эльдар заливал его кишечник жгучим коньяком до краёв и заставлял его не двигаться после этого несколько часов, не пускал в туалет, он лишь мучительно закусывал губы и выполнял всё. И Эльдару всегда было мало – он просто наслаждался застывшим ужасом и страданием в широко распахнутых тёмных глазах парнишки. И каждый раз придумывал что-то более и более ужасное. Заставлял пить по утрам обжигающий кофе и принимать ледяной душ утром и нестерпимо-горячий – вечером. Не позволял ходить в туалет, затсавляя терпеть по по несколько часов, а в хорошем настраении трахая его прежде, чем отпустить облегчаться. Пережимал его член, не давая кончить и заставляя выносить эту давящую муку по несколько часов, иногда в припадке жестокой нежности кусая чувствительную плоть до невыносимой боли…. Он издевался над любовником не только дома – снимал откровенные, провоцирующие, извращённые фотографии и постоянно выставлял их в интернете, порой частично задрапировные – и эти части обычно лишь подчёркивали развратность фоток, выставляя их в более «неприглядном» свете, заставлял на людях выходить голым, ссать или срать прямо на улице. Мог приказать выйти одетым, но с расстёгнутой ширинкой на штанах и торчащим из неё членом. Или в женской одежде, чаще – мини-юбке, из-под которой виден был бы кончик пениса. Требовал, чтобы он сидел всегда с широко раздвинутыми ногами, особенно когда это открывало на всеобщее обозрение огромный и красивый член юноши – например, когда он ходил в одной рубашке или футболке без брюк и даже трусов. Иногда пристёгивал его пенис ремнями к животу, выставляя на обозрение всю попку с трепещущей похотливой дырочкой. Эти прогулки не всегда заканчивались «благополучно» -  многие извращенцы просто не выдерживали такого зрелиша и подсаживались к юноше, чтобы отсосать у него или поиметь. И Эдду было строго запрещено мешать им. Чувствуя слюнявые губы на своём члене, он не должен был кривиться от отвращения – напротив, но должен был слегка поскуливать от наслаждения, предоставляя насильникам больше свободы действий. Он должен был поднимать юбку, шире раздвигать ноги, приподниматься навстречу жадному чужому рту. С ещё большей готовностью он должен был раскрывать рот навстречу вталкиваемому туда чужому «орудию», должен был сосать и облизывать так, как будто ему самому это безумно нравилось, и приводить своих «партнёров» в неземной экстаз. Он обязан был подчиняться им, выполняя их прихоти и похоти, стерпляя их щипки и шлепки  - часто весьма болезненные, становиться в ту позу, какой они захотят, и с радостью впускать их в свой зад. Он мог одновременно «обслуживать» и по несколько, часто даже незнакомых между собой, людей, которые присоединялись к оргии, просто заметив её. И он послушно позволял каждому трахать его узкую попку. Временами Эльдар уговаривал Эдда вставлять в неё вибратор и ходить по улицам с работающим, торчащим из задницы приборчиком, размер которого всегда зависил лишь от прихоти Эльдара – иногда он был маленьким и совсем не выглядывал наружу, но чаще торчал как пробка. Обычно вместе с таким «подарком» Эд носил вещи, которые позволяли бы любому любоваться затычкой в его анале. И, что было ещё мучительнее, ему запрещалось вынимать вибратор до особого разрешения хозяина. Альтернатива была – парню разрешалось приходить в любое людное место и дрочить у всех на глазах или ебать себя каким-нибудь подручным предметом – обычно, дидло. Реже в ход шли те самые вибраторы, специально под такой случай огромные и разрывающие до крови нежную кожу. Сочетание самоудовлетворения и самотрахания всегда оставалось одной из самых любимых игр Эльдара. Он обожал смотреть на это, не уставая. Так же сильно его заводило, когда к «невинным играм» его питомца присоединялся кто-то ещё…. Иногда, в порыве собаководческих чувств, заставлял его трахаться с псами, и тогда Эдду приходилось становиться на четвереньки, широко расставлсяя колени, и впускать в свой анус жёсткий собачий член, позволяя псу тяжело пыхтеть за его ухом и жёстко драть его анальный проход, пока животное не облегчалось и не убегало. Гораздо реже ему позволялось самому забираться в собачью вагину и торопливо трудиться в ней до оргазма, но это обычно занимало у него намного больше времени. Ещё бывало, что владелец для развлечения предлагал ему трахать какую-нибудь собачью сучку, пока его самого в то же время приходует её любвеобильный кабель. И это обычно на глазах у многих людей! Это было похоже на безумие. Но Эльда вдохновляло, развлекало и воодушевляло это извращение. Он почти никогда не показывался рядом с унижающим себя пареньком, но всегда наблюдал за ним из-под тишка, наблюдая за его мучениями, граничащими с удовольствием. Он обожал мучать. Он обожал терзать. Он обожал ранить. Как снежная буря….
Он трахал Эдмундо снова и снова, заставляя становиться в разные позы, прогибаться под него. Он совал дрожащие ладони подчинённого в огонь камина, клал раскалённые угли ему на мошонку, гладил ими болезненно краснеющую кожу. Всаживал глубоко в плоть деревянные занозы, наслаждаясь видом крови, текущей из ран. Он любил это. Снег, боль и унижение – единственное в жизни, что любил Эльдар. И в этом была истина его жизни. Секс не составлял для него сути – он был лишь ключём к издевательствам.
Он вталкивал себя в тесные недра так глубоко, что это приносило почти непереносимую боль второму юноше. Он наслаждался….
После долгих часов траханья они пришли на эту скалу. Ветер ударил в их лица, горяча и возбуждая их кровь. Эдмундо подошёл к краю, вглядываясь в завораживающую глубь. И сказал то, что всегда хотел сказать. То, что никогда не должен был говорить.
- Я люблю тебя.
И в эту минуту Эльдар понял, что ему надоело…. Просто надоело это пламенное тело с домашней, отогревающей душой. Достало.
Эльдар медленно подошёл к нему и безразлично толкнул в бездну. Тело неотвратимо полетело вниз. Этот человек даже не кричал. Он быстро умер от разрыва сердца. Его плоть наверняка разбилась о камни. Он был никому не нужен. Он был не нужен Эльдару.
Эльдар подошёл к краю, глядя немигающим безразлично-ледяным взглядом в холодную пропасть под своими глазами. Его волосы трепал холодный ветер, освобождая от глупой стягивающей их ленты. Вершины скал слепили ему глаза, блестя покрывающим их снегом и льдом. Эльдар стоял на самой высокой из возвыстающихся под ним скал, не испытывая страха, грусти, раскаяния – вообще ничего. Он был безразличен жизни. К любой жизни….