Не больше и не меньше, чем любовь.

ognegriff

хотелось бы красивый, романтичный малфойцест, не пост-Хогвартс, возможно, драма и не обязательно с ХЭ, желательно, чтобы герои мучались сознанием неправильность своих чувств и метались в противоречиях
или что-нибудь с пейрингом Сириус/Регулус, но чтобы не злостная нца

Цикл: Не больше и не меньше, чем любовь
Автор: Арика Сефия Нэцу
Фандом: Гарри Поттер
Персонажи:
Статус: В проекте
Рейтинг: невысокий
Категория: Слэш, фем, гет....
Основная тема: Инцест
Диклаймер: Приложение моей собственной фантазии к чужому миру. Всё, кроме неё (фантазии) принадлежит Джоан Роулинг и тем, кого она одарила правами извлекать из её детища прибыль. На доходы не претендую. Удовлетворяю свою из...ощрённую музу.

Название:
Автор: Арика Сефия Нэцу
Фандом: Гарри Поттер
Статус: В проекте
Рейтинг: невысокий
Категория: Слэш
Жанр: Серия драбблов, Драма, Школьные истории, Missing Scene
Ченслэш
Deathfic
POV
Songfic
AU
Ангст (Angst)
Дарк (Darkfik)
Комедия положений
Повседневность
Полуориджинал
Пропущенные сцены
Психология
Роман (Romance)
Философия
Флафф  (Fluff)

Пайринг: Драко/Люциус, Сириус/Регулус и т.п.
Диклаймер: Ни на чьи авторские права не претендую
Предупреждение: Инцест

Дополнительные пункты
Цикл:
Персонажи:
Предисловие:
Сюжет:
Содержание:
Временная линия:
Предупреждение:
Примечания:
Комментарий:
Замечания: 
Посвящается:
PS:
Правовая оговорка:
Важная оговорка:
Вводная:
Допуски:

Предупреждения:
BDSM
First Time
Hurt/comfort
Self-harm
Альтернативные концовки
Геронтофилия
Графическое насилие
Групповой секс
Зоофилия
Изнасилование

Кинк
Мери Сью/Марти Сью
Мужская беременность (MPreg)
Насилие/жестокость
Некрофилия
Нецензурная/ ненормативная лексика (Мат)
ОЖП
ОМП
ООС  (OOC)
Педофилия
Секс с использованием посторонних предметов
Секс с несовершеннолетними
Сексуальные извращения
Смена пола (gender switch)
Смерть второстепенного героя
Смерть главного героя
Смерть персонажа
Сомнительное согласие
Спойлеры
Суицид
Твинцест
Упоминание...

I.Не больше и не меньше, чем любовь  .... (Малфойцест-ЛюцДраЦисс)
Высокий стройный блондин стоял перед огромным, в полный рост зеркалом и ничего не видел перед собой. Неделю назад он стал отцом.... Сегодня его жена и сын вернутся домой и он сможет наконец увидеть маленький кусочек плоти, к созданию которого он сам приложил... не так уж и мало стараний. Теперь его плоть и кровь будет жить рядом с ним, дышать рядом с ним, есть, спать и улыбаться, глядя своими невероятными серыми глазками, похожими на расплавленное серебро. Люциус видел его только вчера, но уже успел соскучиться... Нарцисса и новорожденный Драко гостили в поместье Блэков — дражайшая леди Малфой настояла на том, чтобы родить в отчем доме на попечении своей матушки и нанятых ею колдомедиков. Люциус был не против — мысли о родах до сих пор приводили его в состояние нервной паники и почти эпилептической дрожи. О том, что он пережил, дожидаясь появления на свет своего первенца он не хотел бы вспоминать даже под авадой.... Да, Драко Люциус Малфой был его первым и пока единственным сыном, будущим наследником всего малфоевскоего состояния, репутации и достоенства. Люциус уже сейчас гордился им. Он еле дождался того момента, когда к нему на руках вынесли только что рождённого малыша. Тот всё ещё захлёбывался в своём первом крике, но моментально успокоился, едва оказавшись на руках у отца.
- Нарци..., - начал он, глядя на вынесшую ребёнка акушерку.
- Не волнуйтесь, с ней будет всё в порядке, - утешающе улыбнулась ему молодая ещё девушка. - Подержите пока ребёнка.
И нырнула в комнату, оставив растерянного Малфоя наедине со своим отпрыском.
Много позже он узнал, что во время родов у его жены началось сильное кровотечение, едва не погубившее женщину. Ребёнок же с самого начала был вне опасности. Но то, что Люциус мог тогда потерять супругу и, более того, ему никто не сообщил о её истинном положении, повергло мужчину в глубокий шок. Он тяжело переживал всё, что связано с Нарциссой, ведь сочетался он с ней браком не по воле родителей, не для продолжения рода, а потому что горячо любил это прекраснейшее создание семейства Блэк, добровольно и с удовольствием ставшее леди Малфой. Его семья была по-настоящему счастливой — что в аристократической среде было большой редкостью. Это было ясно видно на примере его собственных родителей — хладнокровный зацикленный на своём положении Абрахас никогда не был любящим отцом, его вторая жена Кристилла не замечала ничего, кроме своей драгоценной особы и поистине бесконечного состояния, появившегося в её хищных лапках после замужества. Настоящая мать Люциуса умерла, когда тому было пять, и он смутно помнил её нежное любящее лицо, склонённое над его детской кроваткой. Подростком Люциус часто слышал, что его отец очень изменился после смерти первой жены, которую по настоящему любил и которую не смог забыть, а потеряв - отгородился ото всех, особенно от маленького сына, который очень сильно напоминал ему почившую первую любовь. Встретив Нарциссу, Люциус начал его понимать. Тогда же он отца ненавидел, а мачеху тем более и только после их смерти почувствовал настоящую свободу, избавившись от железного контроля безразличного к нему родителя и помешанной на богатстве истерички. У Абрахаса и Кристиллы не было собственных детей. Люциус знал, что его отец посещает покои супруги лишь пару раз в год. Знал он и то, что его мачеха не раз была беременна, и каждого из своих детей топила в серебряной ванночке собственноручно. Оставшись вдовой, она попыталась окольцевать (другого слова просто не подберёшь) своего пасынка, но эта её затея с треском провалилась. Люциус стойко не воспринимал эту вульгарную аристократку как спутницу жизни. На последнем году его учёбы в Хогвартсе её нашли отравленной в собственных комнатах и юный лорд Малфой был более чем верен, что она сама каким-то образом случайно себя отравила. Подробностей знать он не хотел и твёрдо пообещал себе, что у его новой семьи будет совсем иная жизнь. Спустя год он сделал предложение Нарциссе и вот теперь у них появился первенец. Единственное, чего боялся Люциус теперь — закончить так же как отец.
Цисса покачивала на руках своего новорождённого первенца, сидя в глубоком кресле у камина.  И сама женщина, и её новорождённое дитя благополучно добрались в Малфой Мэнор и теперь отдыхали в небольшой семейной гостиной, предназначенной именно для таких вот маленьких посиделок. Люциус всё не мог наглядеться на эту мирную идиллистическую картину, о которой мечтал едва ли не всю жизнь. Светлые волосы жены рассыпались по её открытым плечам, один из локонов запутался в маленьких пальчиках спящего Драко, но малышу, похоже, это совсем не мешало. В те долгие минуты, когда  Люциус не отрывал глаз от своих вновь обретённых после небольшой, но такой болезненной разлуки, в белокурую голову лорда Малфоя пришло ясное понимание: он всегда мечтал, всегда стремился именно к этому — своей семье, уюту, пропитавшей воздух атмосфере любви, что всё это он защитит даже ценой собственной жизни, за это будет бороться вопреки всему. Чтобы самая драгоценная женщина в мире всегда улыбалась ему нежной и спокойной улыбкой, чтобы вокруг его плоти и крови всегда было лишь самое совершенное, начиная вещами и кончая людьми. Никаких дешёвок и грязнокровок — его сын заслуживает лишь самого лучшего! Даже если ради этого необходимо развязать войну с этими никчёмными магглами и магглолюбцами. Тем более, что эта война будет беспроигрышной для семьи Малфоев.... Люциус опустился на колени перед женой и сыном и осторожно взял хрупкий живой комочек из не менее хрупких ручек супруги. Яркие серые глаза мгновенно распахнулись и уставились на мужчину с такой радостью и восторгом, а крохотные пальчики крепко обхватили длинные пряди отца, словно это была игрушка. Люц улыбнулся ему, обещая самому себе, что всегда будет защищать сына.

Когда же всё стало таким неправильным? Когда всё перевернулось с ног на голову и стало восприниматься как будто сквозь призму искажённого, безумного зеркала? Ещё ведь совсем недавно Люциус  таскал Драко на руках, обмывал его детское тельце, кормил с ложечки, пеленал — не смотря на множество нанятых им же самим нянек он, как и Нарцисса, обожал возиться с сыном — совсем недавно учил первым неловким шагам, чувствовал непонятную всем, кто ни разу не пытался воспитывать детей, радость и гордость от первых произнесённых слов, ночами сидел у кроватки, пытаясь хоть как-то помочь справиться с болью от режущихся зубок, ещё недавно играл-щекотал-катался по дорогому персидскому ковру-подбрасывал на руках, ещё недавно принимал с ним вместе ванну, так недавно посадил его за маленький письменный стол и начал учить всем, что должен был знать юный наследник благородного, богатого и влиятельнейшего семейства, так недавно впервые посадил на лошадь.... А потом  почти два дня возился со сломанной ногой сына. Так много — тысячи — разных прикосновений, объятий, так много образов, не оставляющих места для фантазии.... Если бы какие-то фантазии тогда могли быть! Тогда он воспринимал Драко правильно, как отец должен воспринимать сына. В какой момент всё изменилось, исказилось до неузнаваемости, пошло этим порочным путём? Когда он впервые заметил, что кожа Драко более нежная и гладкая, чем у  любой из девушек? Когда поймал себя на мысли, что хочет поцеловать эти пухлые детские губки не так, как целует отец? Когда от одного взгляда на обнажённое стройное гибкое тело начала появляться сладкая истома? Когда от самых невинных прикосновений в теле стал появляться невыносимый жар? Когда, любуясь спящим мальчиком, он вдруг осознал, что смотрит на него не как на родного ребёнка? Когда в постели с любимой женой не смог получить удовлетворение или когда однажды утром, глядя на прекрасную леди Нарциссу за завтраком, признался себе, что видит в этой утончённой изящной женщине, которую когда-то безумно любил, просто друга, партнёра, близкого человека, к которому привык за все прожитые вместе годы — но никак не объект вожделения, страсти, желания. Нет, Люциус всё ещё любил свою жену, но в его любви не осталось ни грамма сексуального подтекста. Так любят сестёр — не жён. И Люциус в то утро со всей откровенностью признал в себе это, ошеломив самого себя неожиданно вскрывшейся истиной. Так когда же? В какой из этих моментов осколки привычного мира осыпались вокруг него, обнажая представшее перед глазами кривое отражение? Он и сам не мог себе ответить на все эти вопросы и более того, боялся ответов на них. Возможно, всё началось тогда, когда пропуская тонкие и лёгкие как шёлк, такие похожие на его собственные, волосы, он ощутил что хочет поцеловать короткие пряди.... Возможно, это случилось раньше. Возможно, всё происходило так медленно и складывалось из всех этих когда.... Но переломный момент был упущен, не замечен, пройден и поделать с этим ничего было нельзя. И Люциус боялся этого намного больше гнева своего поверженного и вновь вернувшегося повелителя, крушения репутации, потери состояния, смерти. Он лишь чувствовал, что внутри него начинает разворачиваться ад — и ненавидел себя за это.

До четырнадцати лет Драко жил в обычной семье — если конечно можно назвать обычной самую богатую и влиятельную семью магической Британии, история которой насчитывает сотни лет, а кровь настолько чиста, что могла бы стать кристально прозрачной, если бы вдруг превратилась в воду. Естественно, Драко гордился и своим происхождением, и своими родителями. С детства получая всё, чего бы ни пожелал, он считал себя центром вселенной, которому все должны поклоняться и подчиняться. И отказ некоторых личностей делать то и другое болезненно ударили по его самолюбию. Но не смотря на всю избалованность, эгоистичность и высокомерное невнимание к окружающим он тоже заметил ТУ неправильность.... Заметил, когда отец, не сдержавшись, поцеловал его в губы. Драко притворился, что всё ещё спит, наслаждаясь осторожным касанием отцовских губ и языка. Он хотел, чтобы это сладостное наваждение на грани родственности и чувственности продолжалось.... Но Люциус оторвался от его губ слишком быстро и стремительно вылетел из комнаты сына, захлопнув за собой дверь — но сделав это, как ни странно, совершенно бесшумно. Подождав на всякий случай ещё несколько минут Драко открыл глаза и осторожно коснулся напряжёнными пальцами губ. В паху его тоже была твёрдость и он потянулся к ней другой рукой, помогая себе избавится от покалывающего кожу изнутри жара. В голове сумбурно метались мысли:
«- Нельзя хотеть папу! Неправильно.... Нельзя делать такие вещи, думая о нём. Всё это! Чёрт побери, как хорошо! Нельзя.... Не...».
Торопливо избавившись от следов своего преступления он закрыл глаза и попытался выкинуть всё только что произошедшее из головы. Но тактика «Ничего не было» далеко не всегда оказывалась успешной. Не сработала она и в этот раз и, погрузившись в беспокойную дремоту, юноша увидел свой первый мокрый сон с участием Люциуса.
Позже эти сны повторялись не раз и не два, обрастая красочными подробностями, а после того, как во время Рождественских каникул Драко, выпивший с отцом несколько бокалов вина, оказался у него на коленях, встречая его губы своими в настоящем французском поцелуе, потираясь своим пахом об отцовский, чувствуя, как даже через слои разделяющей ткани их естества стремятся друг к другу, бесстыдные, с ума сводящие грёзы несколько недель мучили его почти ежедневно и самым страшным в них было то, что фигурировал в них всегда лишь один человек — Люциус Малфой. Да, Драко хотел только его. С ним впервые поцеловался, впервые кончил — пусть даже и в одежду.... С ним хотел потерять девственность! Ужас от этих мыслей сковывал, как лёд, обжигал огнём и Драко не знал, что ему поделать с собой, как удержаться. Никого не подпуская к себе, он искал выход... которого не было.
Первым его состояние заметил Северус, но даже ему Драко не мог поделиться своими переживаниями. В ответ на мягкие ненавязчивые вопросы он поцеловал своего декана в губы.... После чего профессор Зелий выставил его из своих апартаментов и не разговаривал с ним до конца месяца. Драко это было лишь на руку.

Как бы не проклинал себя Люциус, одержимость становилась лишь сильнее. Сколько бы он ни говорил себе, насколько противоестественна связь между родителем и его ребёнком, тело ничего не желало слушать. Оно как будто вышло из-под контроля... и чувства грозили вот-вот последовать его примеру. В постели с Нарциссой он уже не мог перестать представлять Драко на месте супруги. Прикосновения Драко (в мыслях Люц уже не мог называть его сыном) становились всё невыносимее, заставляя кровь старшего мужчины приливать к его причинному месту. Но попытка установить дистанцию ничуть не облегчила создавшееся положение. Видеть наготу юношеского тела, особенно после душа со стекающими по светлой коже капельками воды, стало непереносимой пыткой. От одного присутствия Драко в комнате, пусть даже на достаточно большом расстоянии, тело старшего блондина  загоралась, кровь начинала кипеть, грозясь прорвать сдерживающие её вены и устремлялась к одному месту.... Лишь железный самоконтроль и выдержка Малфоев помогали Люциусу скрыть своё состояние от жены и... Драко. Но появились взгляды, которые всё усложняли, от которых даже хвалёный малфоевский самоконтроль трещал по швам. Долгие, томные словно патока, бросаемые из под ресниц, они мгновенно пробуждали пожар в каждой клеточке тела, в каждой капле крови. Их выносить не было уже никаких сил и в какой-то момент Люциус обнаружил себя отсчитывающим дрожащей аристократической рукой галеоны. Мешочек с этими галеонами перекочевал в карман одного из самых грязных торговцев Дрянь-аллеи, а в распоряжении Люциуса оказался хрупкий мальчишка-метаморф, даже в своём собственном облике до боли напоминающий Драко. Безусловно, приводить его в Мафлой-мэнор было бы верхом глупости, но ведь у Люциуса было не одно поместье. По иронии судьбы выбор нынешнего лорда Малфоя пал на любимый особнячок Абрахаса, предыдущего Лорда  и по совместительству отца Люциуса, человека, на которого Люц меньше всего хотел быть похожим.... Безусловно, порочное вождение Люца было одним из таких различий, но этим не делало преступную страсть более приемлемой или менее отвратительной. Люциус поселил своё «приобретение» в небольшом и далеко не таком шикарном, как поместье «Малфой-менор», но намного более укромном, скрытом от посторонних глаз доме и в первый же день овладел им с такой жадностью, словно это было единственным спасением от гибели. Юноша под ним, точная копия Драко, метался и стонал голосом Драко и Люциус был уверен.... Наутро он оттирался самым жёстким полотенцем от сладких, как яд, прикосновений, пытался сдержать прорывающуюся с каждой минутой всё сильнее тошноту и всё больше ненавидел себя. Но он приходил снова и снова и не мог остановить себя.

Драко почти не бывал в других семейных поместьях, но когда он приехал на каникулы отца не было дома. Мать сидела в плетёном кресле на широком балконе и аккуратно вышивала. Драко торопливо чмокнул её в щёку, но желание увидеть отца было настолько сильным, что юноша, даже не задумываясь, отправился на поиски. Он помнил, что где-то в шотландских горах у отца был охотничий домик, и сперва отправился туда. Но там никого не оказалось.... Любимый же особняк деда Драко решился посетить в самую последнюю очередь. И в одном из немногочисленных коридоров он наткнулся на парнишку, как две капли воды похожего.... Драко спрятался в удачно подвернувшейся нише и проводил его глазами.
«- Неужели у отца есть ещё один сын? Или?»
Он не понимал, что происходит и всё больше погружаясь в смятение вернулся домой. Отец уже был там, но Драко ничего не рассказал ему о результатах своего поиска, упомянув лишь охотничий домик. Отец поверил ему и в холодных голубовато-серых глазах младший блондин с удивлением заметил отблеск облегчения. Драко слишком устал, был слишком ошарашен, чтобы заострять на этом внимание. Спустя пару дней он вновь отправился в тот дом, где встретил свою копию. Отец занимался бумагами в своём кабинете вместе с поверенным и юноша не боялся его внезапного появления. На этот раз он встретился с незнакомцем лицом к лицу. Странный парень усмехнулся ему в ответ и, не произнося ни слова, опустился на колени.... Драко ещё ни разу не отсасывали, особенно кто-то с его собственным лицом. Это было.... Даже слов он не мог подобрать к тем ощущениям, которые испытывал под ласками умелого рта, который никак не мог быть его но находился на точной копии его лица. Парнишка-двойник между ног, покачивая головой вверх и вниз, глубоко заглатывая.... Драко прислонился спиною к ближайшей стене, потому что ноги его уже не держали. С негромким стоном он запустил руки в так похожие на его собственные волосы. Руки у него вспотели и скользили по непривычно растрёпанным прядям и сильно дрожали, едва не роняя палочку, когда наследник Малфоев накладывал обливиэйт на своего двойника.
Достать отцовскую прядь волос оказалось не так уж сложно — он просто срезал их у спящего Люциуса, заглянув тем вечером в рабочий кабинет старшего Малфоя и обнаружив своего отца спящим прямо за письменным столом. Драко ни разу не видел его таким усталым или спящим в подобном месте — как бы нынешний Лорд не уставал он всегда добирался до своей спальни, принимал душ, переодевался и лишь тогда позволял себе расслабиться и погрузиться в царство Морфея. Но это странное изменение в повадках отца было сегодняшнему Драко лишь на руку. В собственной ванной он добавил добытые волосы в оборотное зелье и, проглотив его залпом, переместился в родительскую ванную....
Нарцисса лежала на кровати, когда он вошёл и чуть приподнялась навстречу своему «мужу». Драко присел на кровать рядом с ней и, осторожно взяв за плечи, привлёк в осторожный исследовательский поцелуй. Нарцисса откликнулась на ласку и потянула «супруга» за собой на кровать.... Драко хотел узнать, каково это — погрузиться туда, где «был» его отец. Но секс с матерью оказался даже хуже, чем отвратительным. Драко постоянно мутило и он всё время боялся, что не выдержит и сблеванёт прямо на кровать. У его матери было прекрасное тело — Драко это и так знал. Когда он был маленьким и отец и мать проводили с ним одинаковое количество времени, одинаково заботились о нём до того как.... Перед глазами сгущался кровавый туман, в ушах всё громче шумело, а там, где должна быть душа, яростно и больно выцарапывалось наружу чувство отвращения к себе. С каждым движением, с каждым касанием Драко чувствовал себя всё более грязным. И от этой грязи он пытался, но не мог отмыться, стоя в ванной под душем. Слёзы, текущие из глаз, смешивались с текущими струями, бьющая тело дрожь со временем не стала слабее.
«- Вот ты поимел свою мать. Как делал это ОН. Теперь доволен?» - язвительно спрашивал он себя, и с каждой этой фразой в нём вспыхивало желание разбить об полированный мрамор стен руки и голову.
Драко прекрасно знал, что в магическом сообществе думают о кровосмешении. Близняшки Патил или    братья Уизли, сёстры Гринграсс или МакДугал, погодки Криви.... Все его подколки насчёт их слишком близких и не слишком родственных связей вызывали в каждом из них такое сильное неприятие и гнев, что  слизеринский принц благодарил Мерлина, улепётывая от них (что само по себе нонсенс) живым и относительно целым. Он и сам всю жизнь был уверен, что инцест — это грязно и присуще только самым уродливым тварям, но свою тегу к отцу перебороть он был неспособен. Промаявшись пару дней он вернулся в школу намного раньше положенного срока и  до самого начала занятий не выходил из спальни.

Встреча с сыном во плоти заставила Люциуса испытать ещё большее омерзение к тому, что он делал с двойником Драко. Вскоре после внезапного отъезда сына обезображенный труп мальчика с грязно-серыми волосами, слипшимися от крови, и превратившимся в невосстановимое месиво лицом обнаружили рядом с одним из борделей на Дрянь-аллее.... Люциус мог бы вернуть его в притон, из которого выкупил, или отправить в один из шикарных борделей, но он не хотел, чтобы кто-нибудь мог использовать пусть даже грубую, но копию Драко для сексуальных утех. Люциус хотел быть единственным! И то, что он не мог, не имел права, доводило его лишь сильнее.
Люц видел, прекрасно знал — как и остальные упивающиеся — что именно такие отношения, не слишком уж и тщательно скрываемые, связывают брата и сестру Кэрроу, но для всех остальных эта связь была противоестественной, омерзительной, а самих Алекто и Амикуса презирали намного сильнее, чем Петтигрю, и лишь инстинкт самосохранения не давал упивающимся выказывать своё истинное отношение. Люциус полностью разделял их мнение о бесцеремонной парочке. Но... с собой ничего поделать не мог.
Избавившись от копии своей навязчивой страсти он так и не избавился от самого желания ОБЛАДАТЬ, сделать своим человека, в появлении которого на свет он когда-то принял самое непосредственное участие. Когда Нарцисса пришла к нему сама Люциус был уже на грани помешательства. Уловив ели осознаваемый, но неизменно ассоциирующийся лишь с одним человеком аромат он заключил супругу в объятия.  В тот вечер он словно попробовал её заново — горьковатый вкус кожи, негромкие жадные стоны, более живые реакции и собственное непривычно уже сильное возбуждение по отношению к ней. В этот раз Люциус никого себе не представлял.

Отправляясь к отцу, Драко убедился что его мать крепко спит. Добавив несколько капель сонной эссенции в её чай и дождавшись, когда она сделает несколько глотков, юноша приблизился к задремавшей матери и осторожно срезал локон её волос. Добавить этот последний ингредиент в зелье, выпить его и переодеться было уже делом техники, хотя одеяние Нарциссы оказалось намного сложнее, чем у её мужа и сына. Оказавшись наконец в желанных объятиях Драко рассмеялся и, стиснув руками шею возлюбленного... родителя, набросился на него с поцелуями. Ощущения были невероятно ярки и не смотря на понимание, что всё происходящее неправильно, противозаконно и неприемлемо ни под каким видам, он не чувствовал отвращения, как это было с матерью. Он не мог не получать удовольствия. Эта близость пленила, оказавшись слишком приятной и Драко раскрывался, отдавался навстречу всему, что дарил ему отец, всему, что только можно и нельзя было у него получить. Он впервые слышал настолько развратный мамин голос, впервые видел настолько развратным её тело, впервые ощутил заполненность.... Да, в Хогвартсе он успел переспать со множеством однокурсников, начиная с Пэнси и кончая Россом Стюартом, но всё это ни в какое сравнение не шло с тем, что он испытывал в объятиях Люциуса. Его полностью захватили любовные игры. Желание откликаться было настолько сильным, что он просто не мог себя сдержать.... Когда Люциус задремал после долгих страстных игр Драко осторожно выскользнул из кровати и, стараясь быть как можно незаметнее, вернулся в комнату, где спала мать. Действие зелья ещё не закончилось, но было уже на исходе. Драко провёл рукой по плоскому животу, принадлежащему его матери, задумчиво, почти мечтательно:
«-Если бы вот сейчас я мог забеременеть. Интересно, что бы...»
Юноша встряхнул головой, чувствуя, как его тело вновь перестраивается в привычные формы. Переодевшись в собственную одежду и осторожно укутав так и не проснувшуюся женщину пледом он переместился в школу. Ставшая ненужной старая зубная щётка была испепелена до того, как один из её обшарпанных боков коснулся пола. Никто в поместье Малфоев, кроме нескольких молчаливых портретов, и не заметил, как младший хозяин появился в доме.

Для Драко арест отца был сродни падению ледяной глыбы на голову. Он сходил с ума, проклинал Поттера, который тоже, кажется, сходил с ума, и пытался выполнить невыполнимое задание Лорда для того, чтобы как можно скорее снова увидеть родные глаза, услышать любимый голос, ощутить сильные тёплые руки в своих волосах, на своей коже. Он будто физически чувствовал, как отец угасает в камере... но ничем не мог помочь. Отсутствие дементоров в Азкабане почти не успокоило его. Ночами он представлял себе.... И сердце, скованное льдом, громко плакало, навзрыд, пока его хладнокровный владелец неудержимо рыдал в подушку. В бесконечности этих адских дней он был готов на всё — на всё пойти, со всем смириться, лишь бы его отец снова был рядом, снова... как тогда. Муки совести, сомнения — всё отступило перед этой тоской и тревогой. Драко мечтал ещё хоть раз ощутить губы Люциуса на своих губах, позволить ему... хотя бы однажды.... Это было похоже на бред, это стало его навязчивой идеей. И когда он не смог... не смог... убить, первым желанием стало самому броситься с астрономической башни — ведь он не просто подвёл отца, он больше никогда не увидит самого дорогого человека....
Если бы профессор Снейп не помог ему тогда....
Если бы....
Драко пытался выкинуть эти «если бы» из головы — но они то и дело возвращались.
Видеть отца таким — осунувшимся, сгорбившимся, почти сломленным — было больно. От прежнего, привычного и любимого Драко отца не осталось почти ничего. Всё оказалось разбитым, осколки перемешаны. Юноша продолжал вымачивать свою подушку в слезах каждую ночь — в беззвучных слезах отчаяния. Однажды он просто этого не выдержал и, прокравшись, будто вор, по собственному оккупированому свитой Лорда поместью, тенью скользнул в комнату отца. Тяжёлый запах спиртного висел  в спёртом воздухе. Ранее гордый лорд Малфой спал на кровати не раздеваясь. Драко заклятием привязал его руки и ноги к кровати и избавил от одежды. Люциус проснулся лишь тогда, когда губы Драко коснулись его сокровенной плоти.... Мужчина пытался вырваться, впервые за долгое время он снова пытался бороться. А Драко покрывал его тело всё более жаркими поцелуями, перемежая их словами любви. В этот раз он не мог сдаться. И Люциус позволил ему... всё. И это было лихорадочно, жарко, жадно и так... так.... Под кожей словно ходил огонь, электрические разряды струились по венам. Драко нырял в обжигающее нутро снова и снова, растворяясь в широко распахнутых отцовских глазах. Он чувствовал себя птицей-фениксом. И, совершив одно из самых чудовищных преступлений, был просто бесстыдно счастлив.
Вина настигнет его потом. Раскаяние. Стыд. Отвращение к себе. Страх. И противоестественное желание повторить. Но это действительно будет потом. А в тот момент, освободив руки Люциуса и прижавшись к нему всем телом Драко ощущал себя на удивление на своём месте. Их руки, их волосы переплелись, они словно стали частью друг друга. И слова, что они не должны были произносить, наконец обрели свободу. И не было смысла просить прощения. Вина придёт потом. Всё придёт. Потом....

(Перечитать, всё праверить и добавить упоминание о Гарри)

II.Не больше и не меньше, чем ты  (Блэкцест-СириРег)

III. Не больше и не меньше, чем сны  (Поттерцест... Гарри~)

(Сны Гарри о вовсе не родственных отношениях со своими родителями)
IV. Не больше и не меньше чем безумие  (Блэкцест-БеллаТонкс)
В семье Блэков никогда не было лесбиянок. У неё не было ни одной родственницы, которая испытывала порочную страсть к женщинам. Бэлла была в этом уверена как и в том, что она дышит и что сёстры никогда её не предадут. Они часто вечерами сидели втроём, осуждая, как прошёл день или планируя своё будущее, гадая, которые из их нынешних кавалеров кавалеров могут впоследствии стать их мужьями и засыпали на одной кровати, прижимаясь друг к другу и не испытывая неуместных желаний по отношению друг к другу. Беллатрикс как старшая из дочерей в шестнадцать получила из рук матери ключ от одного из самых сокровенных отделений семейной библиотеки, один из стеллажей которого был полностью уставлен дневниками. Целые ночи она проводила тогда за старинными чёрными фолиантами  без каких-либо надписей на обложках и погружалась в жизнь своих предшественниц по крови. Все урождённые леди Блэк обязаны были вести дневники (и у Бэллы, и у Нарси, и у Анди в четыре года появились свои, полученные от бабушки на четвёртый день рождения, пока ещё такие же маленькие, как и сами именинницы, в них уже появились записи первых четырёх лет жизни каждой из девочек и до тех пор, пока малышки не научились писать им достаточно было только положить ладошку на страницу чтобы там появилось всё, что хотели занести в свои дневники их маленькие владелицы), а после их смерти, где бы в этот фатальный момент не находились дочери славного рода, их личные жизнеописания попадали на тот самый стеллаж, с которого юная и впечатлительная шестнадцатилетняя Белла брала один за другим тяжелые, заполненные аккуратными убористыми строчками тома, перелистывая чуть хрустящие страницы под неярким огоньком неугасимой свечи и погружаясь в чужую реальность как в свою собственную. Белла оставалась уверена в том, что её семья презирала гомосексуалистов так же сильно, как магглов и грязнокровок, домовых эльфов или прокажённых до тех пор, пока в самом дальнем нетронутом углу, затянутом паутиной — хотя остальная часть полок сверкала девственной чистотой — не нашла вместилище тайн жизни своей двоюродной бабки Ауриги, урождённой Перкс, дочери Алудры Блэк и Сетзера Перкса, вышедшей замуж за Девона МакКиннона, а после его смерти — за Матара Фаркса Блэка, представителя дальней ветви семьи - которая откровенно и с каким-то обречённым отчаянием описывала своё порочное влечение к одной из невесток. Ещё более откровенными были записи Альхены Блэк, жившей за двести лет до неё,  женщины, которая так и не вышла замуж, оставаясь верной своей преступной любви до конца жизни, но при этом так и не поддалась ей, не переступила черту, лишь издали наблюдая, как предмет её страсти выходит замуж, растит наследников и даже не представляет о существовании тайной обожательницы. Покопавшись в дальнем пыльному углу Беллатрикс нашла ещё шесть таких же дневников, но сильнее всего её потряс последний, принадлежавший когда-то Беттельгейзе Манкиб. Беттельгейзе — так могли бы звать младшую сестричку Белл, если бы она не родилась мёртвой. Беллатрикс помнила, как вместе со своими сёстрами выбирала имя, как уговаривала маму и отца назвать будущую новую дочь именно так, какую боль ощутила, впервые взяв на руки холодное безвольное тельце и услышав, что сестрёнка не будет дышать, расти и откликаться на своё имя — только лежать в семейном склепе в нише с короткой надписью. Как прижимала к груди маленький безжизненный свёрток и умоляла, и плакала... больше она никогда не плакала. Никогда в жизни. Даже в будущем, потеряв своего Лорда, даже оказавшись в Азкабане — рыдала и кричала, да. Но не плакала.... В её шестнадцать  это будущее ещё не наступило.Но читая дневник ТОЙ Беттельгейзе Белл представляла, что его писала её сестра.... ТУ Беттельгейзе насильно выдали замуж за графа Манкиба. Она вынуждена была жить вместе с ним, терпеть его жестокость день за днём и даже ребёнок их был зачат в принуждении. ТА Бетт влюбилась в юную подопечную семьи мужа, дочь его дальних погибших родственников, наследницу ещё одного чистокровного древнего рода, которую прочили в жёны одному из кузенов Манкиб. Девушки находились примерно в одном положении, только младшая из них не подвергалась ежедневным сексуальным пыткам. Любовь ТОЙ Бетт была робкой и очень боязливой, как у маленькой девочки, но почти взаимной, Алькионэ искала у неё защиты и понимания.... Алькионе Макнкиб покончила с собой в 19 лет, через восемь месяцев после свадьбы и через два дня после рождения наследника, Альбирео Магнуса Манкиба, Беттельгейзе Манкиб прожила ещё около пятидесяти лет и умерла своей смертью в своей же постели, надолго пережив и тирана мужа, и его родителей, и родителей собственных, оправивших её в этот ад, и даже сыновей — Альфарда и Фольмагаута. Прочитав дневник до последней страницы, Белла даже порадовалась, что ЕЁ Бетт умерла младенцем.... Оставшиеся три дневника были словно выжжены изнутри.... Но Белле уже попадалось заклятие, позволяющее читать уничтоженные таким образом тексты — будь они на семейном древе или обуглившихся страницах. Все три истории принадлежали девушкам, уличённым в их постыдной любви и отвергнутым родом. Ни одного из их имён Белл раньше не видела. Но две из трёх девушек были счастливы в любви и вместе покончили с собой, а третья посмела выступить против своей семьи и поплатилась за это изгнанием. О найденном Беллатрикс тайнике никто кроме неё самой и авторов этих дневников не знал — иначе они уже давно были бы уничтожены безо всякой возможности восстановления.   Но - пусть и слегка потрёпанные, очень пыльные и грязные — эти тома существовали. И Белл не смотря на свой долг перед родом, не смотря на все свои убеждения и жёсткое каноническое воспитание не собиралась их уничтожать. Аккуратно убрав их туда, где они были и глядя, как неровная груда книжек вновь обрастает паутиной — слишком быстро для немагического процесса — она пыталась понять, почему смогла найти их.... Пыталась. И не могла найти ответ. Она без труда заглянула в сокровенные записи младших сестёр, но в них не было ни следа причастности к странной извращённой тайне, ни намёка на то, что Нарси или Меда заболели той странной болезнью, о которой Белл столько прочитала тайком от них. В дневнике Нарциссы беглым ровным почерком писалось о Люциусе Малфое, который был старше её на курс и привлекал внимание и мечты всех девчонок слизерина, Андромеда рассказывала больше об учёбе, о походах в Хогсмид на выходных и о множестве других глупостей, а так же несколько раз, мельком — о Самюэле Ригмонде, чистокровном маге семейства Ригмондов, немногим менее почётного, чем Блэки и несомненно хорошей партии для одной из сестёр Блэк. И Меда, и Нарси оставались теми же....
Но тем летом всё же кое-что изменилось. Белл не могла выбросить из головы то, о чём прочитала. Глядя на сестёр, она представляла их такими, какими описывали своих любимых её прародительницы, в тех ситуациях, в тех позах.... Это было похоже на безумие. Привычные вечерние поседелки стали пыткой. Нет, её тело всё же не реагировало на близость полуобнажённых девичьих тел, но в мыслях возникали такие непристойные картинки, от которых мгновенно хотелось сунуть голову под подушку, чтобы стало темно думать, чтобы не было этого живого непонятного соблазна....
В школу она ехала почти с облегчением и, увидев своих соседок по комнате успокоилась совершенно — ни одна из них её не привлекала, не возбуждала и не смущала ненормальными образами. Правда, мужчины теперь интересовали Белл еще меньше — и это уже беспокоило намного сильнее. Обручение с Рудольфусом, первая брачная ночь... и полное разочарование в сексе с мужем ни капельки не способствовали уменьшению этого беспокойства и Белл решила попросту переключиться. Замужество и бегство Меды выбило её из колеи, помолвка Нарси ошеломила, но оба этих события всё же отодвинули на задний план собственные проблемы леди Лестрандж, дали ей небольшую передышку. В Азкабане ей было уже совсем не до таких проблем....
И, оказавшись на свободе, она думали лишь о служении Лорду, возродившемуся, вернувшемуся и копящему силы, тому, кому она была предана всей душой с самой первой встречи, из-за кого прошла через ад Азкабана с гордостью. Она любила его, как апостолы любят своего бога, в этом чувстве не было ни грамма похоти, желания, вожделения, ничего похожего на вульгарные отношения между мужчиной и женщиной. Ради него в прошлом и ради него теперь она готова была забыть о себе. Тело мужа теперь не просто не привлекало её — оно вызывало омерзение, как и тела всех мужчин в мире, тела женщин стали казаться отмеченными печатью порока, тем, что нужно вытравить, сжечь.... Безумие затопило её, исказило взгляд на мир, проникло ядом в глаза и сквозь мутную пелену являло всё в искажённом, отталкивающем свете. Жажда убийства стала сильнее жажды любви. Страх стал поводырём в слепом служении. Отторгнутый кузен упал за завесу — во тьму и это казалось настолько смешным, что Белла не могла сдержать себя. А ещё этот мальчишка. Поттер. Белла ненавидела его всеми фибрами души, всем сердцем. И где же он? Пропал в начале последнего своего учебного года, в  первые минуты триумфа Лорда, в пяти шагах от собственной гибели. Теперь она была свободна. Теперь она могла дышать. И на семье осталось лишь одно пятно. Война почти закончилось. За толстой, с зарешоченным оконцем, дверью ждала последняя осквернительница рода Блэк. Нет — не Андромеда, та должна была испытать всю полноту боли перед не менее мучительной смертью. Жалкая помесь с грязной кровью магглов, низкопробная плебейка у предавшей элиту матери. Там была Нимфадора Тонкс.

Дверь негромко скрипнула, пропуская в холодную камеру темноволосую королеву-тюремщицу, одну из апостолов Тёмного Лорда, леди Беллатрикс Лестрандж. Тонкс подняла на неё бледное, в грязных разводах и потёках крови лицо. Она попалась случайно во время последнего задания и ничего не знала о тех, кто был послан вместе с ней. Ремус.... Тот за кого она боялась больше всего.
Белла довольно хмыкнула, разглядывая её лицо. То, о чём она давно мечтала, вот-вот должно было произойти. Вынув из кармана чистый белый носовой платок, она плюнула на дорогую тонкую ткань и начала с нескрываемым омерзением вытирать лицо племянницы. Это не было жестом помощи в оскорбительной форме, нет, это было сродни прямому плевку в лицо, только ещё более унизительному.
- Ремус Люпин мёртв, - спустя непродолжительное время произнесла брюнетка, усмехаясь пока лишь уголками тонкого рта. Белл с отвращением взирала на свою так называемую «племянницу»: неброские, будто смазанные черты лица, тусклые свалявшиеся патлы, которые язык не поворачивался назвать волосами, отчаяние, обречённость в устремлённых на стену камеры водянистых глаза, отвратительная, в тусклом свете факелов похожая на слой грязи кожа... В этой девчонке не было ничего от Андромеды! Статной, черноволосой младшей сестры — в них с Беллой всегда было много общего. По крайней мере внешне. Запятнать себя связью с маггловским отребьем, нагло пытающимся пролезть в мир магов! - о, Беллатрикс бы не перенесла такого позора! Пытки, смерть, Азкабан — всё было для неё лучше того, что выбрала её бывшая сестричка. И в сидящей на полу грязнкровке не было ни стати, ни гордости настоящей Блэк. Слишком испорченная кровью и внешностью своего отца-отброса.... За это Белл презирала её ещё сильнее. Она надеялась увидеть копию той, кого когда-то звала сестрой, но увидела... лишь бледное подобие. Ярко вспомнился лежащий на руках мёртвый младенец, не сумевший сделать даже первыый вздох — малышка Беттельгейзе тоже могла вырости черноволосой красавицей. Настоящей дочерью Древнего и Благородного Рода. Настоящей Блэк. Если бы у неё был хоть малейший шанс. Но вместо неё теперь было это... отродье!..
- Твой муж мёртв! - холодно повторила она, наслаждаясь растекающимся по отвратительному лицу выражением ужаса. И без того блеклые космы после известия о смерти какого-то никчёмного оборотня, не способного даже принять посланный судьбой дар стали похожи на хвостики дохлых серых мышей, голодавших всю свою никому не нужную жизнь. «-Лучше бы она умерла вместо моей Бетт!», - сверкнуло яркой вспышкой в мозгу. - Он мёртв, - торжествующе прошипела она. - Мёртв! Я убила его.
Девчонка упрямо сжала губы, отворачиваясь. Она ещё смеет не верить!
Белла приподняла её подбородок рукоятью кнута и заглянула в блеклые сейчас неопределённого цвета глаза.
- Кто бы, по-твоему оставил его в живых?! Я неплохо поразвлеклась с ним! - бывшая узница Азкабана оскалила в хищной ухмылке идеально ровные зубы. - И не только я с радостью поиграла с ним. Ты ведь знаешь.... Кто ещё....
Тонкс рванулась от неё, уворачиваясь от взгляда совершенно безумных, горящих фанатизмом глаз.
- Снейп! - выплюнули словно грязное ругательство ненавистное имя почти белые губы. - Сволочь! Предатель! Это ложь....
Но Беллатрикс прекрасно знала, что она верит. Видела по лихорадочно блестящим глазам, полыхающему на скулах болезненному румянцу, судорожно сжатым пальцам.
- Но ты ведь не одна..., - теперь молодая женщина сама вскинула голову, глядя на свою маньячную тётку расширенными от ужаса глазами. Одна из рук неосознанно метнулась к животу и Белл торжественно усмехнулась, не упустив этот взгляд. - Ты ведь хочешь выйти отсюда живой? Ради этого..., - она пнула свою пленницу в живот и отступила, кривя губы теперь уже в  настоящей усмешке.
- Круцио!   
V. Не больше и не меньше, чем вина....  (Принццест - СевЭйлин)
На что способна любовь к матери?

VI.Не больше и не меньше, чем.... Послесловие
http://www.amalgama-lab.com/songs/d/dav … _love.html

Just a Little More Love (оригинал David Guetta)
Just a little more love
Just a little more peace
Is all it takes
To live the Dream
To walk hand and hand
We've got to understand
And one day soon
We'll live in harmony

Просто немножко больше любви (перевод Surfer) i
Просто немножко больше любви,
Просто немножко больше мира,
Неужели все, что нужно,
Жить во сне?..
Ходить рука об руку?..
Мы должны понять,
И в один прекрасный день
Мы будем жить в гармонии...