(Выхода нет)

10 августа 2008 года
18:51

Гарри вцепился губами в плотно сжатые губы. Это была такая игра – заставить его покориться, сделать податливей воска, возбудить, чтобы он сам умолял о ласке. О любви. О боли. Чтобы. Он. Сам.
Он всегда принимал это. Гарри никогда не понимал, почему. Когда его ломали, швыряли на колени и он понимал полные унижения и желания бездонные омуты агатовых глаз – казалось, он был счастлив. Казалось, он только этого и хотел. Гарри был с ним расчетливо-нежен. Он бы всё отдал за то, чтобы продолжать эту игру – бесконечно. Но что отдал бы его молчаливый и равнодушный партнёр, превращающийся в жаркое послушное пламя? Гарри этого не знал. Гарри не хотелось об этом думать. И лишь изредка, когда запретные мысли всё же пролезали в голову, он начинал бояться, что ничего. НИЧЕГО. Совершенно.
По напряжённым жадным губампобежала кровь и юноша понял, что вонзился зубами в жёсткую горьковатую кожу, выпуская из неё сладковато-жуткий сок, как из переспелого плода. Губы слегка шевельнулись, приоткрываясь, и Гарри усилии наступление. Он скользнул языком по покрытым сукровицей губам, размягчая их, касаясь более нежной внутренней стороны осторожными движениями собственника. Ему не отзывались. Внутри юноши словно застыла холодная стальная ось, пронзая тело от макушки до кончиков пальцев, сдерживая порывы – броситься, прижаться, зарыться носом в тусклые жёсткие волосы, прихватить зубами мочку уха…. Но так было нельзя. Это было против правил. И Гарри не сомневался, что его надменный, саркастичный мучитель не потерпит этого, всё-таки оттолкнёт – в том, чир его лишь терпели, Гарри сомневался ещё меньше. В том, что он вообще нужен. Это ему нужны были – эти руки, эти губы, эти глаза… это статное тело и эта душа. Без остатка. В том, что он любил, не было никаких сомнений: аксиома. Так было всегда. Парень осторожно коснулся пальцами запавшей щеки. Никакого ответа. Мальчишеские руки сплелись вокруг напряжённой шеи, пальцы зарылись в волосы на затылке, смыкаясь в замок,  притягивая ближе неподвижную безучастную голову. Язык скользнул по щеке, пощекотал ухо и снова возвратился к губам. Рот послушно раскрылся, позволяя ловкой розовой ящерке у прокрасться внутрь, танцевать на равнодушно подставленных дёснах и языке и свиваться в мокром объятии…. Поцелуй отбирал все силы, всю страсть Гарри, но никак не затронул его партнёра. Юноша вздрогнул и, не выауская его из плена, забрался на колени хладнокровной статуи, резким рывком кисти запрокидывая его голову, тесно прижимаясь разгорячённым пахом к его паху. Распухшие и сладкие губы задрожали, наполняясь солоноватым привкусом слёз и, придушенно всхлипнув, Гарри прервал безжизненный поцелуй и уткнулся мордочкой в неподвижную шею, ощущая прикосновение жёстких волос к щекам.
- Я люблю тебя. Почему я тебе не нужен?
Сильные и нежные руки появились так неожиданно, что мальчишка застыл, не в силах поверить в происходящее. Они обвили его талию, притягивая ближе к желанному мужскому телу.  В плоть между бёдрами впечаталось пульсирующее, обжигающее даже сквозь слои одежды тело. Жёсткие губы внезапно перешди в атаку, сминая под собой нежный полудетский ротик. На мгновение отстранившись, он взглянул в изумлённое мокрое лицо и зубами стянул с носа дурацкие очки.
- Ты мне нужен, - хриплый низкий голос обжёг душу, и мужчина сделал то, на что не решался он сам: прихватил зубами мочку уха и принялся нежно играть с ней. Изящные руки быстро расправились с пуговицами на рубашке и теперь касались обнажённой кожи, мелких, очаровательных твёрдых сосков. Гарри судорожно вздохнул, подаваясь навстречу ласкам и потёрся напряжённой промежностью о твёрдую эрекцию партнёра, вцепляясь руками в плечо. Потом его губы скользнули ниже, задерживаясь на ключице, оставляя собственническую печать, и сомкнулись на тёмно-коричневом бутоне. Руки, только что стянувшие до пояса неизменно-чёрную мантию, вновь сомкнулись в замок под каскадом волос.
- Га… а… рии…, - тихий шёпот едва сдерживаемого наслаждения защекотал нервные окончания. Взмокшие ладони распались, спустившись на плечи, вжимая крепкие пальцы с жестокой садистской нежностью. Губы Гарри сползли на живот, пройдясь по неглубокой ямке пупка и неумолимо прошествовали к низу живота….   
В первый раз они сделали это после Рождества почти два года назад. Тогда он был ещё совсем мальчишкой и ничего не знал о сексе. Но тайное желание уже сжигало изнутри с самого начала учебного года. Он ничего не мог с собой поделать – как ни пытался – и, не понимая происходящего, смертельно боялся… самого себя. По ночам ему снились ТАКИЕ кошмары, что он зажимал зубами подушку, боясь вскрикнуть, и дрожал, покрываясь липким жарким потом. А потом не мог найти себя от стыда, глядя на собственные сбившиеся простыни в размазанных белых кляксах. Он боялся прикоснуться к себе. Он сходил с ума…. Однажды, когда – уже в который раз – он лежал без сна, невидящим взглядом уставясь в потолок, и безумные мысли крутились в голове как тысячи злобных пикси: перепачканные густым черничным соком губы и кончик языка, игриво скользивший между ними, дразнили – сцена,  подсмотренная украдкой во время обеда, не покидала ни на минуту, врезаясь всё сильнее и сильнее в сердце, словно клеймо – что-то сдёрнуло его с кровати и толкнуло гулять по замку. Честно говоря, такое не раз с ним бывало и лишь отцовская мантия-неведимкаспасала его от утроенного внимания Филча и его сбрендившей кошки.ю которая в полночь становилась женщиной и липла к профессору Флитвику. Гаорри было всё равно – он не обращал внимания на эти глупые приставания, скользя по безлюдным коридорам незримый и неслышимый. Пару раз он натыкался на Почти Безголового Ника и Кровавого Барона, увлечённых спорами о своеобразии нарезки картофеля, но они его не замечали и проплывали  дальше, склонившись друг к другу настолько близко, что их плечи вливались одно в другое. На них Гарри тоже не обращал внимания. Обычно он болтался без цели, с любопытством заглядывая в незнакомые комнаты и чаще всего его путь заканчивался на Астрономической башне, где он ждал первых лучей рассвета, прежде чем вернуться в свою гостиную – но так было не сегодня. Выскоблившись ненадолго из своих мыслей он обнаружил себя в подземелиях, так глубоко, как никогда до сих пор не забирался раньше. Дверь перед его лицом была слегка приоткрыта и на мгновение ему показалось, что он очутился у класса зельеварения. Но это наваждение быстро рассеялось, когда он сделал пару осторожных шагов и с любопытством заглянул внутрь: это были личные апартаменты Снейпа. Гарри не ожидал, что они окажутся такими… роскошными…. Откуда-то из-за стены доносились тихие голоса и мальчишка, собрав всю свою отвагу, ведомый неумалимым любопытством, шагнул внутрь.  Он ожидал, что сразу поднимется тревога – что сработают хоть какие-то охранные чары…. Но всё было тихо и его неожиданного вторжения никто из обитателей не заметил. Никто из…? Гарри затаил дыхание: значит, к профессору кто-то пришёл? Но кто? Почему… так поздно? Может, это Каркаровв…? – мальчишку передёрнуло от отвращения. Все на его курсе знали, что директор Дурмштранга питает нездоровую страсть к юношам и мальчикам. – Но тот был с Крамом, Гарри видел их мельком на Квиддичном поле в одно из окон. Тогда кто? Может быть, Ма…. Тихий стон подстегнул его. Отбросив все беспочвенные раздумия, он решительно приблизился к двери и заглянул. Лучше бы он этого не делал.
Если гочтиная была обставлена с шиком, но просто: огромный ворсистый ковёр на полу, пара кожаных кресел у камина и длинный, изогнутый  диван почти во всю противоположную стену, создающие впечатление аскетичной, но дорогой мебели, кофейный столик из тёмно-красного дерева и два стеллажа с книгами, закрывающие две оставшихся стены, с потолка на витых цепях чернёного серебра свисает огромная хрустальная люстра – то спальня мгновенно подавляла великолепием. Доминирующим предметом здесь была невероятных фантастических размеров кровать со светлым балдахином. На её фон терялся и гардеробный шкаф из красного дерева с искусной резьбой и витыми коваными ручками в виде змей с виноградными листьями в зубах, и массивный туалетный столик, и устилающий весь пол белый пушистый ковёр, похожий на мех какого-то животного, и парчёвые занавески на стенах, тяжёлые бронзовые подсвечники, парящие на разной высоте…. И на этой королевской кровати, широко раскинув руки, глубоко дыша раскрытым дрожащим ртом полулежал Драко Малфой в белой, расстёгнутой до пояса рубашке. Его длинные, обтянутые чёрными брюками ноги свешивались до пола. И у самых босых ступней, утопив одну ногу в длинном ворсе, согнув другую в колене, и обняв её рукой сидел его отец. Люциус. Люциус Малфой. Гарри  бесшумно сглотнул, церенея от подкатившего ужаса. Малфой-старший сидит здесь, попивая шампанское и…. Юноша заставил себя успокоиться. За последнее время он должен был привыкнуть к тому, что папаша Малфой околачивается в Хогвартсе как председатель Попечительского совета. Но к такому невозможно было привыкнуть…. Хозяин апартаментов тоже был здесь- полулежал на кровати, опираясь на локоть и проводя узкой изящной ладонью по обнажённой груди Малфоя-младшего. Да, профессор медленно ласкал бледную кожу длинными чувственными пальцами, заставляя юношу метаться, закусывать губу…. Гарри обругал себя последними словами, что не заметил его мутные закатившиеся глаза. Профессор склонился над парнем, щекоча волосами его плоский живот и ключицы, и взял губами розовый сосок. Драко изогнулся и негромко застонал, не в силах большесдерживаться.
Гарри ожидал услышать хотя бы слово протеста.
«- Отец, что всё это значит? Что происходит?! …
- Ты же хотел, чтобы мы воспринимали тебя как равного. А для этого ты должен стать взрослым…».
Но эти словабыли сказаны уже очень давно…. На губах Люциуса лишь проступила тогда высокомерная улыбка. Гарри прижался лбом к дверному косяку не в силах унять дрожь.
Рука Люца поднялась вверх и естественно, словно бездумно легла на бедро сына.
- Твой парнишка быстро учится, - протянул Снейп ядовито-сладким голосом. Драко выгнулся и негромко всхлипнул. Руки Снейпа снимали его рубашку, терзая жаждущее тело попутными ласками. Люциус отставил бокал в сторону и, поймав одну из маленьких сыновних ступней, запечатлел на ней свой поцелуй. Стройная ножка задёргалась, пытаясь вырваться, избавиться от щекочущих ласканий. Беловолосый мужчина рассмеялся – Гарри никогда не слышал из его уст такого тёплого – низким гортанным смехом. Его рука прошлась по ноге Драко вверх, к бедру, и он сам поднялся вместе с ней. Оказавшись на коленях перед сыном, он прижался губами к голому животу, исследуя его нежно и жадно, словно прикладываясь к изысканному светлому вину. , Ладони гладили бёдра, двигась будто сами по себе, вызывая у парнишки шквал острейших ощущений. Рот Снейпа завладел его губами, подминая их под себя как розу в самом цвету. Его руки бродили по груди, не оставляя ни единой клеточки, не обожжённой прикосновениями, иногда задевая и пощипывая соски. Драко извивался, подставляясь под [удвоенную ласку] , жадно раскрывая рот навстречу чужому напористому языку и сглатывая чужую слюну. Гарри успел заметить, как ступня профессора легла на промежность Малфоя, слегка массируя её. Руки, расстёгивающие ширинку сына, задрожали, зубы вцепились в нежную кожу у пупка.
- У тебя получается всё лучше, - хрипловато промурлыкал Снейп, отрываясь на минутку, чтобы глотнуть воздуха. – Весь этот семестр ты схватывал на лету.
Гарри чувствовал, что теряет опору под ногами: весь этот семестр! Все те месяцы, что он мог только мечтать…. 
С губ Драко сорвался чувственный вздох, когда рот его отца накрыл подрагивающий член. Гарри едва не стошнило. Он и в страшных снах не мог себе представить Люциуса, делающего минет. Всё это было… почему-то завораживающе-красиво. Аристократичные пальцы легонько перебирали маленькую мошонку, заставляя Драко раскачиваться от удовольствия. Руки Снейпа обхватывали его ягодицы, тонкие пальцы погрузились в дырочку между ними и мелкий блондинчик непрестанно поскуливал ему в губы, путая одну руку в чёрных, как смоль, волосах, а другую – в алебастрово-белых, прижимая головы двух мужчин ещё ближе. Гарри затаил дыхание.
- Пососи мне немного, Люц…, - внезавпно севшим голосом попросил Снейп. Люциус поднял голову и бездонными затуманенными глазами взглянул на него. Гарри видел всё – даже то, чего по идее не должен был видеть: и дрожащие холёные руки, поднимающие край мантии, и побелевшие от напряжения пальцы на мальчишеских сосках, и смесь возбуждения, боли и разочарования в туманно-серых глазах Драко….
Люциус погрузил в себя толстый, перевитый чёткими линиями вен пенис по самое основание. Его руки легли на член Драко, с нехарактерной порывистостью поглаживая. Драко зажмурился и откинул голову, цепляясь пальцами в простыни, словно боялся причинить боль ублажавшим его мужчинам. Язык профессора порхал в его попке так глубоко, что вот-вот, казалось, пронзит насквозь хрупкое миниатюрное тело словно бабочку. Гарри просунул руку под пижамные штаны и впервые коснулся своего затвердевшего отростка….
Волосы Люциуса скользили по бёдрам Драко, волосы Снейпа – по его ягодицам. Белыми от спермы губами Люциус касался  кончика члена сына, его пальцы лениво гладили упругую попку профессора зельеварения. Большое обнажённое тело его возлежало теперь на постели , как и тело Снейпа, неожиданно изящное и притягательное без одежды. Эти двое могли посоревноваться друг с другом в мужской красоте. Зажатый между ними парнишка метался и вскидывался, разрываясь между двумя издевательскими ласками,  хрипло стонал, время от времени стискивая пенисы своих учителей. Его руки, ловкие и лёгкие, срывали торопливыми, порывистыми ласками в пучины божественного ада. Гарри почти нестерпимло хотелось сейчас овладеть им, и его естество билось в руке как пойманная птица.