Его уже бросали на эту кровать не раз и не два. Всё было как во сне. Эти руки, бережно обнимавшие когда-то, теперь беспощадно жестоки, эти губы терзают и мучают, хотя раньше были такими ласковыми и невинными. Этот взгляд прожигает до костей, вонзаясь в спину и проходя сквозь грудную клетку, сквозь самое сердце наружу – и он почти осязаемо видит похожий на красное марево узкий луч, пахнущий кровью. Он тоже хотел такой. Когда-то…. Та жизнь осталась где-то за чертой. Однажды такой чертой подвели ещё одну его жизнь. Тот же человек. Те же глаза. Те же руки – по локоть в крови. Мать и отец…. Нельзя вспоминать их сейчас, когда боль вгрызается в тело, раздробляя на тысячи ничем не связанных осколков. Он совершил преступление. Он сотворил страшный грех. По спине пробежала судорога, тупая жалящая волна поднялась вдоль позвоночника и застряла где-то в гортани мягким тугим клубком. Телу было жарко. Капельки пота стекали по раскрасневшейся коже. Трудно дышать. Трудно держать глаза открытыми – и страшнее их закрыть. Словно в темноте поджидают демоны, готовые вгрызться в плоть как только мир потухнет вокруг. Бёдра, мокрые от крови, дрожат, грудь вздымается снова и снова, так быстро, что становится больно под рёбрами. По соскам стекает прозрачный нектар. Он ненавидел ощущение пота на коже. Ненавидит ЭТО ощущение…. Но ещё хуже ТАМ, в сокровенной точке, куда врывается, сметая всё на своём пути, выворачивая наизнанку твёрдое, жестокое, мучительное…. То, чего не должно там быть. Проникает внутрь и покидает вожделенное тёплое убежище, чтобы снова заполнить его до краёв, ещё сильнее, чем в прошлый раз. Крик вылетает из горла вместе с кровью и теряется в чужих солоноватых губах. Иногда взлетает к потолку и с такой силой режет уши, что хочется откусить себе язык и умереть. Но он не станет этого делать, не станет доставлять удовольствие старшему брату, который насилует его снова и снова. Член скользит по кровавой смазке легко и гладко, но всё равно ранит истерзанные стенки кишечника. Ладонь движется по стволу, стискивая до боли, выжимая струйки мутно-белой смолы из твёрдого, как скала, органа. Длинные царапины от ногтей на внутренней стороне бедра уже начали саднить. Резкие рывки сотрясают от макушки до пяток, не давая рухнуть от изнеможения, подчиняя тяжёлому ритму чужих толчков, заставляя откликаться против воли, и когда липкие от крови сильные руки притягивают ближе, насаживая на жалящий кол ещё глубже, зубы впиваются в простынь или в бесцеремонный, мнущий и обжигающий рот брата. Итачи…. Когда он уходил из Конохи, даже представить себе не мог, что так всё обернётся. Когда уходил от Наруто – что превратится в сексуальную игрушку человека, которого всегда мечтал убить. Он возвращался сотни раз, проходя в сгустившейся тьме по знакомым улочкам и дворам, никем не замеченный – возращался в родные объятия. Но ни разу не выбрал что-то кроме своей мести. Это был просто секс. Так должно было быть! Так продолжалось лишь год. Потом Наруто исчез. А потом появился Итачи. Скользил незаметной тенью вслед за Орочимару, следил, но никогда не приближался. Он, Саске, ни разу не говорил об этом своему покровителю, хотел сам разобраться. И вот, разобрался…. Полгода назад они остановились в этой захолустной деревушке среди гор. Тогда всё и началось. Итачи вызвал его под покровом ночи, повалил впервые на эту кровать и жёстко выебал, связав по рукам и ногам. Тогда Саске ещё пытался сопротивляться, но быстро понял, что это бесполезно. И стал пытаться думать о Наруто. Потом пытался не думать…. В ночь самой отчаянной борьбы Итачи применил к нему свой чудовищный шаринган. Он очнулся лишь под утро, весь покрытый кровью и спермой, с адской болью в заднице. Старший Учиха оказался изобретательным и талантливым садистом, каждый раз открывая младшему милому братику новые грани боли. Не стесняясь в средствах, он вновь и вновь брал то, что хотел и откровенно наслаждался этим. Как и сейчас…. Разум, взорванный на тысячу осколков, маленькие пятна сукровицы под губами, безмолвная, словно кукольная плоть… Нет, он никогда не сдастся! Не сдастся, потому что есть глупый Наруто, который всё ещё ждёт, который ищет его. Почему-то сейчас, в момент наивысшей боли это отчётливо-ясно. И почему-то особенно стыдно – не за себя, за свой выдор. Ведь он… был прав? Разве Итачи не заслужил смерти, разве он не желал мщения? Тёмный мститель, крадущийся по следам. Ороч воспитал его таким. Брат воспитал таким. Но внутри души всё ещё бьётся искра. Что это…? Всего лишь маленький неуклюжий лисёнок. Но пока он есть, Саске будет жить. Сперма в его кишечнике прожигает как кислота и он не в силах сдержать слёз. Он не знает, как теперь будет смотреть в чистые синие глаза – и поэтому боится даже думать. Что бы ни случилось дальше в его жизни – он уже проиграл. Пытка почти прекратилась. Тёплые губы у уха:
- Я люблю тебя, глупый маленький братишка. Ты только мой. Ненавидь меня….
И дико хочется смеяться. Он сгибается напополам, корчась от боли, всхлипывая, харкает кровью, но не может остановиться. Сильные жестокие руки – потные горячие тиски отпускают его. По комнате порыв ветра…. И он остаётся один.
Смех превращается в слёзы.
- Где же ты? Найди меня…. Спаси меня….
Вот как – значит, можно жить ради одной улыбки. Ради одного взгляда. А думал ведь, что стоит – только ради ненависти. И когда всё успело измениться? Может, когда поймал лукавый взгляд из-под солнечной чёлки и робко улыбнулся в ответ?
Все сомнения исчезнут к утру. Стоит проснуться в чистой постели под бесцеремонными лучами солнца, окутанному тонким ароматом заживляющих мазей – и тупая ярость, глухая ненависть навалится с новой силой. А комната боли будет снова ждать вечера.
14 октября 2008 г.
15:00